ISSN 1728-2985
ISSN 2414-9020 Online

Влияние PD-L1-статуса на отдаленные результаты радикального лечения больных раком предстательной железы

В.Б. Матвеев, А.А. Киричек, В.М. Сафронова, К.О. Хафизов, М.Г. Филиппова, Л.Н. Любченко

ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр онкологии им. Н. Н. Блохина» Минздрава России, Москва, Россия
Введение. Широкий спектр факторов ассоциирован с ухудшением отдаленных результатов радикального лечения рака предстательной железы (РПЖ). Новым потенциально перспективным маркером может быть определение экспрессии лиганда белка программируемой клеточной гибели (PD-L1) в опухоли.
Цель исследования: оценить прогностическое влияние PD-L1-статуса в опухолевых клетках на отдаленные результаты радикального лечения больных РПЖ.
Материалы и методы. В ретроспективный анализ были включены данные 45 пациентов с гистологически верифицированной аденокарциномой предстательной железы, наблюдавщихся в НМИЦ онкологии им. Н. Н. Блохина после радикального лечения. Всем пациентам проведено определение экспрессии PD-L1 в опухолевых клетках с использованием метода иммуногистохимического исследования срезов парафиновых блоков, полученных под контролем патоморфолога. За экспрессию, PD-L1(+), принимали уровень экспрессии PD-L1 ≥1% в опухолевых клетках; за гиперэкспрессию, PD-L1hyper(+), –
уровень экспрессии PD-L1 ≥5% в опухолевых клетках.
Результаты. Экспрессия и гиперэкспрессия PD-L1 в опухолевых клетках выявлены в 8 (17,8%) и 6 (13,3%) случаев соответственно. Медиана безметастатической выживаемости больных с выявленной экспрессией PD-L1 составила 48,918 мес. (95% ДИ – 42,523–55,313) и была ниже, чем в группе без экспрессии PD-L1, – 68,033 мес. (95% ДИ – 48,242–87,824; p=0,090). Опухолевоспецифическая выживаемость больных в группе без экспрессии PD-L1 оказалась достоверно выше, чем в группах с экспрессией (p=0,05) и гиперэкспрессией PD-L1 в опухолевых клетках (p=0,024). В ходе многофакторного анализе Кокса обнаружено независимое прогностическое влияние экспрессии и гиперэкспрессии PD-L1 в опухолевых клетках на безметастатическую выживаемость (ОР – 3,461; 95% ДИ – 1,171–10,228; р=0,025; и ОР – 3,916; 95% ДИ – 1,129–13,591; р=0,032) и опухолево-специфическую выживаемость (ОР – 7,65; 95% ДИ – 0,69–84,51; р=0,097 и ОР – 9,73; 95% ДИ –
0,87–108,78; р=0,065).
Заключение. Результаты нашего исследования и данные публикаций показывают, что наличие экспрессии PD-L1 в опухолевых клетках ассоциированы с неблагоприятным прогнозом клинического течения РПЖ. С учетом отсутствия связи экспрессии PD-L1 в опухоли с рутинными клинико-патоморфологическими характеристиками заболевания представляется целесообразным включение экспрессии PD-L1 в действующие номограммы модели риска РПЖ. Полученные результаты могут свидетельствовать о потенциальной целесообразности развития персонализированных подходов к лечению РПЖ, в том числе с использованием лечения с направленным воздействием на сигнальные пути PD-L1/PD-1 в опухолевых клетках.

Ключевые слова

рак предстательной железы
PD-L1
безметастатическая выживаемость
опухолевоспецифическая выживаемость
фактор прогноза

Введение. Рак предстательной железы (РПЖ) остается важной проблемой в современной онкологии, занимает 2-е (14,5%) место в структуре онкологической заболеваемости и 3-е (8,1%) – в структуре онкологической летальности мужского населения России [1]. Несмотря на уменьшение доли больных III–IV стадий и рост выявляемости раннего РПЖ с использованием современных методов визуализации [2, 3], по темпам прироста смертности среди мужчин за последние 10 лет данная онкопатология занимает 1-е (+13,9%) место на фоне значительного снижения стандартизованного показателя смертности от всех злокачественных новообразований (-14,5%).

Выбор тактики лечения больных РПЖ без выявленных отдаленных метастазов зависит прежде всего от риска прогрессирования опухолевого процесса [4–6]. Известно, что клиническое течение заболевания значительно варьируется от высокоагрессивной формы до индолентной. Наиболее широкое практическое применение получила классификация риска D’Amico с выделением трех групп – низкого, промежуточного или высокого рисков [7]. Российские и международные профессиональные сообщества рекомендуют использование данной классификации в различных модификациях, которые могут различаться по количеству выделяемых групп риска (от 3 до 7), но используют одни и те же клинико-морфологические характеристики заболевания: уровень простатического специфического антигена (ПСА) на момент выявления РПЖ, степень дифференцировки опухоли по шкале Глисона (индекс Глисона) и клиническую стадию [4–6, 8]. Валидация модели риска D’Amico подтвердила ее прогностическую значимость для выживаемости без рецидива больных, получивших радикальную лучевую терапию (ЛТ) или перенесших радикальную простатэктомию (РПЭ) [7, 9, 10].

Существенный недостаток классификации D’Amico связан с выявленной гетерогенностью результатов лечения больных в каждой из групп риска: например, выделена подгруппа «благоприятного» высокого риска [11], стратифицированы подгруппы очень высокого риска, благоприятного и неблагоприятного промежуточного риска [12], обнаружена когорта больных со скрытым неблагоприятным прогнозом в группе низкого риска [13]. Для оптимизации модели риска может быть использовано два пути: во-первых, дальнейшее увеличение групп риска (например, до 7 групп в рекомендациях NCCN [4]) или добавление независимых маркеров неблагоприятного прогноза. В настоящее время выявлен широкий спектр факторов, преимущественно патоморфологических (наличие периневральной или лимфоваскулярной инвазии, криброзных структур в опухоли), но также иммуногистохимических (экспрессия Ki-67 в опухоли) и молекулярно-генетических (экспрессия каликреина 3, мутации в генах BRCA1/2 и CHEK2), ассоциированных с ухудшением отдаленных результатов радикального лечения РПЖ (табл. 1) [14–23].

Новым потенциально перспективным маркером может быть экспрессия лиганда белка программируемой клеточной гибели (programmed cell death protein ligand, PD-L1) в опухоли, ключевого компонента сигнального пути контрольных точек иммунного ответа, стимулирующего апоптоз антигенспецифичных Т-лимфоцитов в лимфатических узлах и одновременно подавляющего апоптоз регуляторных супрессорных Т-лимфоцитов (Tregs). В нормальных условиях сигнальный путь PD/PD-L1 регулирует степень выраженности и длительность иммунного ответа, защиту от аутоиммунных реакций и повреждения собственных тканей. Экспрессия PD-L1 в опухоли ассоциирована с неблагоприятным клиническим течением и снижением выживаемости больных колоректальным раком [24], раком молочной железы [25], поджелудочной железы [26] и других злокачественных новообразований [27 – 31].

Цель исследования: оценить прогностическое влияние PD-L1-статуса в опухолевых клетках на отдаленные результаты радикального лечения больных РПЖ.

Материалы и методы. В ретроспективный анализ были включены данные 45 пациентов с гистологически верифицированной аденокарциномой предстательной железы, находившихся под наблюдением в НМИЦ онкологии им. Н. Н. Блохина после радикального лечения: радикальной простатэктомии (РПЭ; n=39), лучевой терапии (ЛТ; n=6). Значительную (71,1%) долю составили больные, у которых в момент наблюдения выявлено прогрессирование опухолевого процесса с развитием отдаленных метастазов.

У всех пациентов определяли экспрессию PD-L1 в опухолевых клетках с использованием метода иммуногистохимического исследования срезов парафиновых блоков, полученных под контролем патоморфолога с применением моноклонального антитела Anti-PD-L1 antibody (28-8) (ab 205921) на иммуностейнере «Ventana BenchMark GX». За экспрессию PD-L1(+) принимали уровень экспрессии PD-L1 ≥1% в опухолевых клетках; за гиперэкспрессию PD-L1hyper(+) – ≥5%.

Статистическую обработку материалов исследования проводили с помощью пакета прикладных программ IBM SPSS Statistics версии 22 (IBM Corp., США). Для определения различий между качественными показателями пациентов различных групп применяли точный критерий Фишера. Метод параметрической статистики (t-критерий Стьюдента) использовали для оценки различий в группах при нормальном распределении числовых данных, в отсутствие нормального распределения данных использовали методы непараметрической статистики (U-тест Манна–Уитни).

Выживаемость без биохимического рецидива, безметастатическую и опухолевоспецифическую выживаемость больных оценивали по методу Каплана–Майера, статистические различия между группами – с помощью log-rank-теста. Для оценки потенциального влияния различных факторов риска на каждый вид выживаемости проводили однофакторный анализ с использованием непараметрической модели пропорциональных рисков Кокса. В многофакторную модель были включены факторы риска с наиболее значимым влиянием на выживаемость (p<0,2). Статистически значимыми считали различия при р<0,05 (95% уровень значимости).

Результаты. Экспрессия и гиперэкспрессия PD-L1 в опухолевых клетках выявлены в 8 (17,8%) и 6 (13,3%) случаях соответственно. В зависимости от результатов иммуногистохимического анализа пациенты были распределены на 3 группы: без выявленной экспрессии PD-L1(–); с выявленной экспрессией PD-L1(+) и пациенты с выявленной гиперэкспрессией PD-L1hyper(+).

Медиана возраста на момент выявления РПЖ в группе пациентов PD-L1(+) составила 56,5 лет и была ниже, чем в группе PD-L1(-), – 62 года (p=0,094). Уровень ПСА на момент выявления заболевания, распределение по стадиям T и N, гистологической градации опухоли в этих группах статистически значимо не различались. Пациенты с PD-L1hyper(+) статистически значимо не различались по вышеуказанным клиническим характеристикам (табл. 2).

Все три группы оказались сбалансированными по прогностически неблагоприятным патоморфологическим характеристикам. Низкодифференцированные формы опухоли чаще встречались при PD-L1(-) (40,5%), но без достоверных различий по сравнению с PD-L1(+) (25%, p=0,69) и PD-L1hyper(+) (16,7%, p=0,386). В группе PD-L1(-) чаще (75,7%), чем в группе PD-L1(+) (62,5%), встречалась периневральная инвазия опухоли (р=0,661). Напротив, при PD-L1(+) несколько чаще выявляли криброзные структуры и лимфоваскулярную инвазию опухоли, чем при PD-L1(-) (25 против 13,5%, р=0,59, и 30,5 против 42,9%, р=0,665 соответственно) и PD-L1hyper(+) (16,7%, р=1,00; и 50%, р=0,383).

Выживаемость без биохимического рецидива после радикального лечения РПЖ

Всего в анализ выживаемости без биохимического рецидива были включены данные 35 больных РПЖ. Критерии исключения пациентов: наличие адъювантной лучевой или гормональной терапии, надир послеоперационного ПСА ≥0,2 нг/мл. При медиане наблюдения 57,9 мес. биохимический рецидив выявлен у 20 (71,4%) пациентов PD-L1(-), у всех 7 (100%) пациентов PD-L1(+) и 5 (100%) пациентов PD-L1hyper(+).

Медиана выживаемости без биохимического рецидива больных во всех 3 группах статистически не различалась и составила 17,77 мес. (95% ДИ – 5,86–29,68) в группе PD-L1(-), 24,85 ме.с (95% ДИ – 0,00–65,49, р=0,575) в группе PD-L1(+) и 9,02 мес. (95% – 4,79–13,24, p=0,402) в группе PD-L1hyper(+). График выживаемости без биохимического рецидива после радикального лечения РПЖ в зависимости от PD-L1-статуса в опухолевых клетках представлен на рис. 1.

Безметастатическая выживаемость после радикального лечения РПЖ

Всего в анализ безметастатической выживаемости включены данные 39 больных РПЖ. Критерии исключения: проведение адъювантной гормональной терапии, надир послеоперационного ПСА ≥0,2 нг/мл. При медиане наблюдения 57,9 мес. метастатическое прогрессирование выявлено у 17 (53,1%) пациентов PD-L1(-), у всех 7 (100%) пациентов PD-L1(+) и 5 (100%) пациентов PD-L1hyper(+).

Медиана безметастатической выживаемости больных в группе PD-L1(+) составила 48,918 мес. (95% ДИ 42,523–55,313) и была ниже, чем в группе PD-L1(-) – 68,033 мес (95% ДИ – 48,242–87,824), различие имело тенденцию к статистической значимости (p=0,090, log-rank-тест). Медиана безметастатической выживаемости больных в группе PD-L1hyper(+) составила 52,197 мес. (95% ДИ – 15,098–89,295) и достоверно не отличалась от таковой группы PD-L1(-) (p=0,181, log-rank-тест). 12-месячная безметастатическая выживаемость после радикального лечения при статусе PD-L1(-) была 90,4±5,3%, при статусе PD-L1(+) и PD-L1hyper(+) – 100%; 5-летняя безметастатическая выживаемость – 65,6±9,7, 28,8±16,1 и 40,0±21,9% соответственно (рис. 2).

С помощью однофакторного анализа Кокса обнаружена тенденция прогностической значимости экспрессии (ОР – 2,161, 95% ДИ – 0,868–5,380, р=0,098) и гиперэкспрессии PD-L1 в опухолевых клетках (ОР – 1,984, 95% ДИ – 0,712–5,524, р=0,190) в отношении безметастатической выживаемости больных после радикального лечения РПЖ (табл. 3). По результатам многофакторного регрессионного анализа Кокса подтверждено независимое прогностическое влияние экспрессии (ОР – 3,461; 95% ДИ – 1,171–10,228; р=0,025) и гиперэкспрессии PD-L1 в опухолевых клетках (ОР – 3,916; 95% ДИ – 1,129–13,591; р=0,032, табл. 4).

Другими независимыми факторами неблагоприятного прогноза безметастатической выживаемости были положительный край резекции и низкодифференцированная гистологическая форма опухоли.

Опухолевоспецифическая выживаемость после радикального лечения РПЖ

В анализ включены данные всех 45 больных РПЖ. При медиане наблюдения 55,30 мес. летальные исходы от РПЖ выявлены у 2 (5,4%) пациентов группы PD-L1(-), у 2 (25%) – PD-L1(+) и у 2 (33,3%) – PD-L1hyper(+).

Опухолевоспецифическая выживаемость больных группы PD-L1(-) оказалась статистически значимо выше, чем в группах PD-L1(+) (p=0,05) и PD-L1hyper(+) (p=0,024; рис. 3).

Пятилетняя опухолевоспецифическая выживаемость больных после радикального лечения при статусе PD-L1(-) составила 97,1±2,9%, при PD-L1(+) – 87,5±11,7%, при PD-L1hyper(+) – 83,3±15,2%. Единственными факторами с тенденцией значимости для прогноза опухолевоспецифической выживаемости при анализе Кокса оказались экспрессия (ОР – 7,65; 95% ДИ – 0,69–84,51; р=0,097) и гиперэкспрессия PD-L1 в опухолевых клетках (ОР – 9,73; 95% ДИ – 0,87–108,78; р=0,065, табл. 3).

Обсуждение. Результаты нашего исследования показали высокую (17,8%) частоту экспрессии PD-L1 в опухолевых клетках больных первично-неметастатическим РПЖ. Широкая вариабельность экспрессии PD-L1 в первичной опухоли РПЖ, по данным других исследований (от 8 до 92%) [32 – 35], связана с рядом причин: трудностями стандартизации иммунногистохимического анализа, когда результаты зависят от выбора техники подготовки образцов, используемых антител, различающихся по своей специфичности и аффинности к разным эпитопам исследуемых белков, а также субъективными критериями интерпретации полученных данных. Важно отметить, что повышенная активность PD-L1 в опухоли редко связана с активирующими молекулярными перестройками гена PD-L1 [36] и почти всегда обусловлена адаптацией к изменениям иммунного микроокружения опухоли [34, 37, 38].

Наше исследование выявило отсутствие достоверной ассоциации экспрессии PD-L1 в опухолевых клетках РПЖ и рутинно применяемых морфологических факторов неблагоприятного прогноза, что соответствует данным других исследований [33, 39, 40]. Тем не менее в нашем исследовании отдаленные результаты радикального лечения РПЖ оказались хуже при PD-L1(+)-статусе: отмечено снижение безметастатической и опухолевоспецифической выживаемости пациентов (p=0,090 и р=0,05 соответственно) по сравнению с PD-L1(-). В многофакторном анализе Кокса наличие экспрессии PD-L1 в опухолевых клетках служит независимым фактором неблагоприятного прогноза безметастатической выживаемости (ОР – 3,46; 95% ДИ – 1,17–10,23; р=0,025) и опухолево-специфической выживаемости (ОР – 7,65; 95% ДИ – 0,69–84,51; р=0,097). Аналогичные выводы о независимом неблагоприятном прогностическом влиянии экспрессии PD-L1 получены в нескольких крупных многоцентровых исследованиях. Так, H. Gevensleben и et al. обнаружили неблагоприятное влияние на риск биохимического рецидива после РПЭ (ОР – 2,37; 95% ДИ – 1,32–4,25; р=0,004) [35], N. Ness et al. – ассоциацию со снижением выживаемости без клинического прогрессирования после радикального лечения (ОР – 2,48; 95% – 1,12–5,48; р=0,025) и тенденцию влияния на выживаемость без биохимического рецидива (ОР – 1,34; 95% ДИ – 0,97–1,85; р=0,078) [40]. Механизмы неблагоприятного влияния экспрессии PD-L1 в опухоли обусловлены развитием иммунной толерантности к Т-лимфоцитам, активацией апоптоза с истощением пула эффекторных Т-лимфоцитов и усилением иммуносупрессивной функции Tregs, что позволяет опухоли ускользнуть от иммунного ответа и способствует прогрессированию опухолевого процесса. Кроме того, возможны и дополнительные специфические для РПЖ механизмы, так как обнаружена корреляция между экспрессией PD-L1 и экспрессией андрогенновых рецепторов (р<0,001), пролиферацией Ki-67 (p<0,001) [35].

Наше исследование имеет ограничения, обусловленные ретроспективным набором пациентов, малой выборкой и данными одного центра. Тем не менее полученные результаты позволяют рассматривать экспрессию PD-L1 в качестве биомаркера для селекции больных РПЖ с высоким риском прогрессирования заболевания, которым может быть противопоказано активное наблюдение и возможны преимущества от выбора комбинированных подходов к лечению.

Заключение. Результаты нашего исследования и данные публикаций показывают, что наличие экспрессии PD-L1 в опухолевых клетках ассоциированы с неблагоприятным прогнозом клинического течения РПЖ, в частности снижением безметастатической и опухолевоспецифической выживаемости больных после радикального лечения. Механизм неблагоприятного влияния экспрессии PD-L1 в опухоли связан с ключевой ролью данного белка в контроле иммунного ответа. С учетом отсутствия связи экспрессии PD-L1 в опухоли с рутинными клинико-патоморфологическими характеристиками заболевания представляется целесообразным включение экспрессии PD-L1 в действующие номограммы модели риска РПЖ. Полученные результаты могут свидетельствовать о потенциальной целесообразности развития персонализированных подходов к лечению РПЖ, в том числе с использованием лечения с направленным воздействием на сигнальные пути PD-L1/PD-1 в опухолевых клетках.

Список литературы

1. Malignant tumors in Russia in 2017 (morbidity and mortality). Eds.: А.D. Kaprin, V.V. Starinskiy, G.V. Petrova. Moscow: MNIOI im. P.A. Gertsena – filial FGBU NMIRTS Minzdrava Rossii. 2018. 250 p. Russian (Злокачественные новообразованияв России в 2017 году (заболеваемость и смертность). Под ред. А.Д. Каприна, В.В. Старинского, Г.В. Петровой. М.: МНИОИ им. П.А. Герцена – филиал ФГБУ «НМИЦ радиологии» Минздрава России. 2018. 250 с.).

2. Akhverdieva G.I., Sanai E.B., Panov V.O., et al. Role of multiparametric MRI in the detection and localization of early-stage prostate cancer. Cancer Urology. 2013;9(4):25–36. Russian (Ахвердиева Г.И., Санай Э.Б.,Панов В.О., и соавт. Роль мультипараметрической МРТ в выявлении и локализации раннего рака предстательной железы. Онкоурология. 2013;9(4):25–36). https://doi.org/10.17650/1726-9776-2013-9-4-25-36.

3. Rasner P.L., Brodetsky B.M., Pushkar D.Yu. Magnetic resonance imaging in the diagnosis of prostate cancer. Pharmateca. 2016;S1:35-39. Russian (Раснер П.И., Бродецкий Б.М., Пушкарь Д.Ю. Магнито-резонансная томография в диагностике рака предстательной железы. Фарматека. 2016;S1:35-39).

4. Nosov D.A., Gladkov O.A., Korolyeva I.A., et al. Practical guidelines for drug treatment of prostate cancer. Malignant tumors: Practical guidelines RUSSCO #3s2. 2018;8;458–470. Russian (Носов Д. А., Гладков О. А., Королева И. А. и соавт. Практические рекомендации по лекарственному лечению рака предстательной железы. Злокачественные опухоли: Практические рекомендации RUSSCO #3s2. 2018;8:458–470). DOI:10.18 027 / 2224–5057–2018–8–3s2–458–470.

5. Mottet N., Bellmunt J., Bolla M., et al. EAU-ESTRO-SIOG guidelines on prostate cancer. Part 1: screening, diagnosis, and local treatment with curative intent. Eur Urol. 2017;71(4):618-629. DOI: 10.1016/j.eururo.2016.08.003. PMID: 27568654.

6. NCCN Clinical Practice Guidelines in Oncology: Prostate Cancer Version 4.2018 – August 15, 2018. Available at https://www.nccn.org/professionals/physician_gls/pdf/prostate

7. D’Amico A.V., Whittington R., Malkowicz S.B. et al. Predicting prostate specific antigen outcome preoperatively in the prostate specific antigen era. J Urol 2001;166(6):2185–88. DOI: 10.1200/JCO.1999.17.1.168 PMID: 11696732.

8. Gnanapraqasam V.J., Lophatananon A., Wright K.A., et al. Improving clinical risk stratification at diagnosis in primary prostate cancer: a prognostic modelling study. PLoS Med. 2016;13(8):e1002063. DOI: 10.1371/journal.pmed.1002063. PMID: 27483464.

9. D’Amico A.V., Whittington R., Malkowicz S.B. et al. Biochemical outcome after radical prostatectomy or external beam radiation therapy for patients with clinically localized prostate carcinoma in the prostate specific antigen era. Cancer. 2002;95(2):281–286. DOI: 10.1002/cncr.10657. PMID: 12124827.

10. Cooperberg M.R., Pasta D.J., Elkin E.P. et al. The University of California, San Francisco Cancer of the Prostate Risk Assessment score: a straightforward and reliable preoperative predictor of disease recurrence after radical prostatectomy. J Urol 2005;173(6):1938–1942. Doi:10.1097/01.ju.0000158155.33890.e7 PMID: 15879786.

11. Muralidhar V., Chen M.H., Reznor G., et al. Definition and validation of “favorable high-risk prostate cancer”: implication for personalizing treatment of radiation – managed patients. Int J Radiat Oncol Biol Phys. 2015;93(4):828–835. Doi: 10.1016/j.ijrobp.2015.07.2281. PMID: 26530751.

12. Zumsteg Z.S., Zelefsky M.J., Woo K.M., et al. Unification of favourable intermediate-, unfavourable intermediate-, and very high-risk stratification criteria for prostate cancer. BJU Int. 2017;120(5B):E87–E95. Doi: 10.1111/bju.13903. PMID: 28464446.

13. Dinh K.T., Muralidhar V., Mahal B.A., et al. Occult high-risk disease in clinically low-risk prostate cancer with ≥50% positive biopsy cores: should national guidelines stop calling them low risk? Urology 2016;87:125–132. Doi: 10.1016/j.urology.2015.08.026. PMID: 26391387.

14. Park Y.H., Kim Y., Yu H. et al. Is lymphovascular invasion a powerful predictor for biochemical recurrence in pT3 N0 prostatecancer? Results from the K-CaP database. Sci Rep 2016;6:25419. Doi: 10.1038/srep25419. PMID: 27146602.

15. Saeter T., Vlatkovic L., Waaler G., et al. Combining lymphovascular invasion with reactive stromal grade predicts prostate cancer mortality. Prostate 2016;76(12):1088–1094. Doi: 10.1002/pros.23192. PMID: 27271973

16. Liu H., Zhou H., Yan L., et al. Prognostic significance of six clinicopathological features for biochemical recurrence after radical prostatectomy: a systematic review and meta-analysis. Oncotarget. 2017;9(63):32238–32249. Doi: 10.18632/oncotarget.22459. PMID: 30181813.

17. Peng L.C., Naranq A.K., Gergis C., et al. Effects of perineural invasion on biochemical recurrence and prostate cancer-specific survival in patients treated with definitve external beam radiotherapy. Urol Oncol 2018;36(6):309.e7-309.e14. Doi: 10.1016/j.urolonc.2018.02.008. PMID: 29551548.

18. Trudel D, Downes MR, Sykes J, et al. Prognostic impact of intraductal carcinoma and large cribriform carcinoma architecture after prostatectomy in a contemporary cohort. Eur J Cancer. 2014;50:1610–1616. Doi: 10.1016/j.ejca.2014.03.009. PMID: 24703897.

19. Kweldam CF, Wildhagen MF, Steyerberg EW, et al. Cribriform growth is highly predictive for postoperative metastasis and disease-specific death in Gleason score 7 prostate cancer. Mod Pathol. 2015;28:457–464. Doi: 10.1038/modpathol.2014.116. PMID: 25189638.

20. Tretiakova M.S., Wei W., Boyer H.D., et al. Prognostic value of Ki67 in localized prostate carcinoma: a multi-institutional study of >1000 prostatectomies. Prostate Cancer Prostatic Dis. 2016;19(3):264–270. Doi: 10.1038/pcan.2016.12. PMID: 27136741.

21. Heck M., Retz M., Bandur M., et al. PD38-09 Molecular lymph node analysis provides superior prognostic information in prostate cancer patients undergoing radical prostatectomy and extended pelvic lymph node dissection in comparison with standard histopathology. J Urol 2018;199(4):e739–740. Available at: https://doi.org/10.1016/j.juro.2018.02.1756

22. Castro E., Goh C., Leongamornlert D., et al. Effect of BRCA mutations on metastatic relapse and cause-specific survival after radical treatment for localized prostate cancer. Eur Urol. 2015;68(2):186–193. Doi: 10.1016/j.eururo.2014.10.022. PMID: 25454609.

23. Matveev V.B., Kirichek A.A., Savinkova A.V., Khachaturyan A.V., Golovina D.A.,Lyubchenko L.N. Impact of germline CHEK2 mutations on biochemical relapse free survival and metastasis free survival after radical treatment for patients with prostate cancer. Cancer Urology. 2018;14(4):53–67. Russian (Матвеев В.Б., Киричек А.А., Савинкова А.В., Хачатурян А.В.,Головина Д.А., Любченко Л.Н. Влияние герминальных мутаций в гене CHEK2 на выживаемость до биохимического рецидива и безметастатическую выживаемость после радикального лечения у больных раком предстательной железы. Онкоурология. 2018;14(4):53–67). https://doi.org/10.17650/1726-9776-2018-14-4-53-67

24. Koqanemaru S., Inoshita N., Miura Y., et al. Prognostic value of programmed death-ligand 1 expression in patients with stage III colorectal cancer. Cancer Sci. 2017;108(5):853–858. Doi: 10.1111/cas.13229.

25. Tsang J.Y., Au W.L., Lo K.Y., et al. PD-L1 expression and tumor infiltrating PD-1+ lymphocytes associated with outcome in HER2+ breast cancer patients. Breast Cancer Res Treat 2017;162(1):19–30. Doi: 10.1007/s10549-016-4095-2. PMID: 28058578.

26. Zhuan-Sun Y., Huang F., Feng M., et al. Prognostic value of PD-L1 overexpression for pancreatic cancer: evidence from a meta-analysis. Onco Targets Ther. 2017;10:5005–5012. Doi: 10.2147/OTT.S146383. PMID: 29081663.

27. Karpenko T.D., Kozlov N.A., Lubchenko L.N., et al. Analysis of protein expression of PD-L1 in malignant pleural mesothelioma. Russian Journal of Oncology. 2018;23(1):4–9. Russian (Карпенко Т.Д., Козлов Н.А., Любченко Л.Н. и соавт. Анализ экспрессии белка PD-L1 в клетках злокачественной мезотелиомы плевры. Российский онкологический журнал. 2018;23(1):4–9). Doi: 10.18821/1028-9984-2018-23-1-4-9.

28. Zhang M., Wang D., Sun Q., et al. Prognostic significance of PD-L1 expression and 18F-FDG PET/CT in surgical pulmonary squamous cell carcinoma. Oncotarget 2017;8(31):516305–1640. Doi: 10.18632/oncotarget.18257. PMID: 28881674.

29. Li J., Wang P., Xu Y. Prognostic value of programmed cell death ligand 1 expression in patients with head and neck cancer: a systematic review and meta-analysis. PLoS One. 2017;12(6):e0179536. Doi: 10.1371/journal.pone.0179536. PMID: 28604812.

30. Chang H., Jung W., Kim A., et al. Expression and prognostic signifance of programmed death protein 1 and programed death ligand-1, and cytotoxic T lymphocyte-associated molecule-4 in hepatocellular carcinoma. APMIS. 2017;125(8):690–698. Doi: 10.1111/apm.12703. PMID: 28493410.

31. Zhang M., Dong Y., Liu H., et al. The clinicopathological and prognostic significance of PD-L1 expression in gastric cancer: a meta-analysis of 10 studies with 1,901 patients. Sci Rep. 2016;6:37933. Doi: 10.1038/screp37933. PMID: 27892511.

32. Calagua C., Russo J., Sun Y., et al. Expression of PD-L1 in Hormone-naïve and Treated Prostate Cancer Patients Receiving Neoadjuvant Abiraterone Acetate plus Prednisone and Leuprolide. Clin Cancer Res 2017; 23(22):6812–6822. Doi: 10.1158/1078-0432.CCR-17-0807. PMID: 28893901.

33. Baas W., Gershburg S., Dynda D., et al. Immune characterization of the programmed death receptor pathway in high risk prostate cancer. Clin Genitourin Cancer. 2017;15(5):577–581. Doi: 10.1016/j.clgc.2017.04.002. PMID: 28461179.

34. Martin A.M., Nirschl T.R., Nirschl C.J., et al. Paucity of PD-L1 expression in prostate cancer: innate and adaptive immune resistance. Prostate Cancer Prostatic Dis 2015;18(4):325–332. Doi: 10.1039/pcan.2015.39. PMID: 26260996.

35. Gevensleben H., Dietrich D., Golletz C., et al. The Immune Checkpoint Regulator PD-L1 Is Highly Expressed in Aggressive Primary Prostate Cancer. Clin Cancer Res, American Association for Cancer Research, 2016;22(8):1969–1977. Doi: 10.1158/1078-0432.CCR-15-2042. PMID: 26573597.

36. Kataoka K., Shiraishi Y., Takeda Y., et al. Aberrant PD-L1 expression through 3’-UTR disruption in multiple cancers. Nature 2016;534:402–406. Doi: 10.1038/nature18294. PMID: 27281199

37. Topalian S.L., Drake C.G., Pardoll D.M. Immune checkpoint blockade: a common denominator approach to cancer therapy. Cancer Cell 2015;27(4):450–461. Doi: 10.1016/j.cceli.2015.03.001. PMID: 25858804.

38. Ribas A., Hu-Lieskovan S. What does PD-L1 positive or negative mean? J Exp Med 2016;213(13):2835–2840. Doi: 10.1084/jem.20161462. PMID: 279036404.

39. Haffner M.C., Guner G., Taheri D., et al. Comprehensive evaluation of PD-L1 expression in primary and metastatic prostate cancer, The American Journal of Pathology. 2018;188(6):1478–1485. Doi: 10.1016/j.ajpath.2018.02.014. PMID: 29577933.

40. Ness N., Andersen S., Khanehkenari M.R., et al. The prognostic role of immune checkpoint markers programmed cell death protein 1 (PD-1) and programmed death ligand 1 (PD-L1) in a large, multicenter prostate cancer cohort. Oncotarget. 2017;8(16):26789–26801. Doi: 10.18632/oncotarget.15817. PMID: 28460462.

Об авторах / Для корреспонденции

А в т о р д л я с в я з и: А. А. Киричек – аспирант отделения урологии ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр онкологии им. Н. Н. Блохина» Минздрава России, Москва, Россия; e-mail: akirdoctor@gmail.com

Также по теме