Локальный рецидив рака предстательной железы после радикальной простатэктомии


DOI: https://dx.doi.org/10.18565/urol.2017.4.85-90

Н.В. Петровский, П.В. Глыбочко, Ю.Г. Аляев, А.В. Амосов, Г.Е. Крупинов

Кафедра урологии ФГАОУ ВО «Первый МГМУ им. И. М. Сеченова» Минздрава России (Сеченовский Университет), Москва, Россия
В статье представлен анализ отечественной и зарубежной литературы, посвященной проблеме локализованного рецидива рака предстательной железы после радикальной простатэктомии. Описаны наиболее объективные методики диагностики и лечения локального рецидива, которые чаще всего используют в клинической практике.
Ключевые слова: радикальная простатэктомия, локальный рецидив, диагностика и лечение

Рак предстательной железы (РПЖ) является одним из наиболее часто встречающихся злокачественных новообразований у мужчин. В США заболеваемость РПЖ находится на одном из первых мест в структуре онкологической заболеваемости и составляет 124 случая на 100 тыс. мужчин, смертность – 18 случаев на 100 тыс., что является вторым по частоте показателем летальных исходов от онкологических заболеваний и занимает 4-е место среди всех причин смерти мужчин [1, 2]. Рак предстательной железы – наиболее распространенная солидная опухоль в Европе с показателем заболеваемости 214 случаев на 1000 мужчин, который превосходит таковые для рака легкого и колоректального рака [3]. В 2013 г. РПЖ занял 3-е место в структуре онкологических заболеваний у мужчин России, зафиксировано 29 158 новых случаев заболевания, 9535 пациентов умерли от РПЖ. При этом отмечается прирост стандартизированных показателей заболеваемости и смертности за последние 10 лет со среднегодовыми темпами прироста 5,7 и 4,83% соответственно [4].

В связи с успехами ранней диагностики РПЖ за последние два десятилетия изменился и подход к его лечению. Общепризнанным стандартом лечения локализованного РПЖ в настоящее время является радикальная простатэктомия (РПЭ) [5–8]. Большое распространение РПЭ получила вследствие того, что она в наибольшей степени соответствует понятиям об «идеальной» операции применительно к лечению больных локализованными формами РПЖ: радикальность, абластичность, высокая вероятность сохранения дооперационного качества жизни, отсутствие или малая вероятность каких-либо осложнений [9].

Нельзя не отметить успехи при использовании различных методов лечения локализованного РПЖ, при этом специфическая 10-летняя выживаемость после РПЭ у больных локализованным РПЖ (группа низкого и среднего рисков прогрессирования заболевания) составляет 94–98% [10, 11]. Однако, по данным тех же авторов, безрецидивная 10-летняя выживаемость составляет уже 60–75%, что означает, что у трети больных с локализованным РПЖ в течение 10 лет после РПЭ возможен рецидив заболевания. После дистанционной лучевой терапии показатели 5-летней безрецидивной выживаемости составляют 54–69% в зависимости от режима и дозы, однако статистика включает и когорту больных поздними стадиями заболевания, чем также можно объяснить меньший процент выживаемости пациентов [12].

Хирургическое лечение РПЖ в стадии T3 считалось нежелательным из-за высокого риска выявления позитивного хирургического края и метастазов в лимфатические узлы. Около 50–60% пациентов, которым была выполнена РПЭ на поздних стадиях, в последующем требовалось проведение дистанционной лучевой или гормонотерапии.

В то же время риск смерти от РПЖ высокого риска прогрессирования снижается вдвое после радикального лечения по сравнению с наблюдением или только гормонотерапии [7, 13, 14].

При этом результаты использования РПЭ на современном этапе нельзя считать оптимальными. Одним из наиболее «фатальных» осложнений после РПЭ является рецидив заболевания [15]. Комбинированный анализ проведенных клинических исследований позволил выявить, что рецидив РПЖ, определяемый по данным контрольных исследований уровня простатспецифического антигена (ПСА), составляет по прошествии 5 лет 20%, 10 лет – 30% [16]. Большинство местных рецидивов после РПЭ возникает исключительно на месте анастомоза, в 22% – на месте семенных пузырьков. Это следует принимать во внимание при рассмотрении вопроса адъювантной или спасительной лучевой терапии, гормоно-, химиотерапии или совмещения нескольких методик одномоментно [17]. У больных локализованным РПЖ в 15–40% случаев заболевание прогрессирует, несмотря на правильное локальное лечение [18, 19].

Диагностика локального рецидива РПЖ после РПЭ

ПСА. Ранее исторически под рецидивом понимали опухоль, пальпируемую через прямую кишку, а также отдаленные метастазы. В настоящее время признаком рецидивом принято считать рост уровня ПСА. Критерием биохимического рецидива после простатэктомии обычно считают уровень ПСА 0,2 нг/мл и более при двух последовательных измерениях [20–22]. У 15−30% больных, подвергнутых РПЭ, при наблюдении в течение 5 лет и более отмечается повышение уровня ПСА [23, 24], что расценивается как биохимический рецидив РПЖ. У 34% пациентов повышение ПСА транслируется в появлении клинически определяемых метастазов, которые в 43% случаев служат причиной смерти [23]. Независимыми факторами риска развития рецидива являлись дооперационный уровень ПСА выше 10 нг/мл, индекс Глисона более 7 и категория рN+ [18]. Вероятность местного рецидива после простатэктомии составляет 80% при позднем подъеме уровня ПСА (более 3 лет), времени удвоения уровня ПСА более 11 мес, индексе Глисона не менее 6 и стадии процесса ниже рТ3аN0 и pTxR1 [25, 26].

Также признается важность интерпретации надира ПСА. Так, T. Uchida и соавт. [27] сообщали о надире ПСА как о предикторе клинического рецидива. В исследовании, включившем 115 пациентов после HIFU-аблации, было обнаружено, что при надире 0–0,2 нг/мл частота клинического рецидива составляла 11% (4 из 36 пациентов) по сравнению с 46% (17/37) при надире 0,21–1,0 нг/мл и 48% (20/42) при надире более 1 нг/мл [27]. В другом исследовании среднее время достижения надира ПСА после HIFU-аблации составило 6,4±5,1 мес. Надир ПСА 0,2 нг/мл и менее достигнут 64% пациентов, 0,21–1,00 нг/мл – 22,3%, более 1 нг/мл – 13,6%. Частота рецидивов в этих группах при последующем наблюдении составила 4,5; 30,4 и 100% соответственно. Актуриальная 5-летняя безрецидивная выживаемость в этих группах составила 95, 55 и 0% соответственно [28].

При повышении уровня ПСА назначают физикальное обследование, УЗИ, КТ или МРТ малого таза, биопсию ложа опухоли и области анастомоза и сцинтиграфию костей. В отсутствие симптомов эти исследования редко обнаруживают опухоль, так как рост уровня ПСА обычно происходит за 6–48 мес до явного рецидива. Несмотря на то что определение уровня ПСА остается наиболее чувствительным методом в диагностике рецидивов, он не позволяет дифференцировать локализованную форму от метастатической [29]. В этом важную роль играют методы визуализации [30]. Так, КТ и сцинтиграфию костей используют для выявления отдаленных метастазов в лимфатических узлах и костях, а трансректальную ультразвуковую, эндоректальную МРТ и позитронно-эмиссионную томографию (ПЭТ) – для диагностики местного рецидива [31, 32].

Пальцевое ректальное исследование при нулевом или очень низком уровне ПСА обычно не приносит результатов и характеризуется низкой диагностической ценностью [32].

Трансректальное УЗИ. «Золотым» стандартом диагностики локального рецидива РПЖ была и по-прежнему остается биопсия подозрительного на неопластический процесс образования под контролем трансректального УЗИ [33]. Это исследование используют при подозрении на рецидив РПЖ после РПЭ как наиболее простой и доступный метод, хотя и рекомендуют дополнять это исследование МРТ органов малого таза [34]. Иногда эндоректальную ультрасонографию используют совместно с МРТ при местном рецидиве после РПЭ для биопсии подозрительных участков [35].

Сцинтиграфия. При подъеме уровня ПСА после РПЭ результат сцинтиграфии положителен лишь в отношении 4,1% больных. Вероятность положительного результата сцинтиграфии не превышает 5%, пока уровень ПСА не достигнет 20 нг/мл. Средний уровень ПСА, при котором на сцинтиграфии обнаруживают метастазы, должен превышать 60 нг/мл, а скорость прироста уровня ПСА – 22 нг/мл в год. Таким образом, при уровне ПСА менее 20 нг/мл или скорости прироста содержания ПСА менее 20 нг/мл в год сцинтиграфия не приносит дополнительной информации и может быть необязательной для выполнения [36, 37].

Один из новых методов обнаружения рецидивов — сцинтиграфия с антителами к простатическому мембранному антигену (простасцинт). Его диагностическая точность достигает 81%. Независимо от уровня ПСА метод позволяет выявлять рецидив у 60–80% пациентов, что может помочь при выборе тактики лечения. Сцинтиграфия с этими антителами была положительной у 72 из 255 больных с уровнем ПСА 0,1–4 нг/мл после РПЭ, причем накопление изотопа наблюдают при любом уровне ПСА [36].

Функциональные технологии МРТ (диффузионная МРТ, МР-спектроскопия, динамическая МРТ с повышением контраста). Одним из наиболее перспективных методов диагностики является МРТ, которая все чаще применяется в диагностике местных рецидивов после РПЭ [38–40]. Мультипараметрическая МРТслужит эффективным методом обнаружения местного рецидива РПЖ в ложе удаленной железы у пациентов после РПЭ [41, 42]. Дополнительные возможности в повышении специфичности МРТ-диагностики РПЖ открывает динамическая МРТ с введением магнитно-резонансных контрастных веществ или динамическая МРТ с контрастным усилением [33, 43, 44]. Магнитно-резонансная томография с контрастным усилением (эндорекальная катушка) считается высокоинформативным методом диагностики локального рецидива после РПЭ, специфичность которого достигает 64%, чувствительность – 96% [45, 46].

Позитронно-эмиссионную томографию (ПЭТ) рекомендуют для ранней диагностики рецидивов различных опухолей. Так, у больных с низкими значениями ПСА (<2,0 нг/мл) результаты ПЭТ/КТ с 11С-холином позволили диагностировать рецидив заболевания (как локорегионарный, так и генерализованный) в 30% случаев, что стало определяющим в выборе дальнейшего лечения. Новые радиофармацевтические агенты, такие как 68Ga-PSMA или 18F-FACBC и другие, могли бы повысить диагностическую точность ПЭТ/КТ [32]. Вероятность диагностики рецидива РПЖ, по данным ПЭТ/КТ, выше у больных исходно неблагоприятной стадией опухоли (>T3, N1), с ростом ПСА и быстрой его кинетикой, что следует учитывать при отборе пациентов на исследование [20, 47]. По данным М. Picchio и соавт. [48], 80% результатов по данным ПЭТ/КТ с холином будут негативными при уровне ПСА<1 нг/мл, поэтому авторы не рекомендуют проводить ПЭТ/КТ-сканирование при биохимическом рецидиве после РПЭ при уровне ПСА ниже 1 нг/мл.

На сегодняшний день «золотого» стандарта диагностики рецидива РПЖ нет, а перечисленные методы имеют ограниченные возможности в определении анатомической локализации рецидива РПЖ, особенно у пациентов с низкими значениями ПСА [29], хотя самым объективным методом выявления локального рецидива после РПЖ остается морфологическое исследование образцов, полученных в ходе трансректальной биопсии зоны везикоуретрального анастомоза [25, 45]. В то же время биопсию в простатической ямке обычно не рекомендуют, особенно во время ранней фазы рецидива с низкими значениями ПСА (<0,5 нг/мл), из-за низкой вероятности обнаружения рецидива [49, 50]. Биопсия зоны анастомоза позволяет обнаружить рецидив только у 54% больных. Лишь при наличии пальпируемого или гипоэхогенного образования вероятность положительного результата приближается к 80%. Существует четкая зависимость между этим показателем и уровнем ПСА: при содержании ПСА менее 0,5 нг/мл результат положителен для 28% больных, при уровне ПСА более 2 нг/мл – для 70%. С учетом этих данных биопсию из зоны анастомоза обычно не берут, а ориентируются на уровень ПСА и скорость его удвоения. Кроме того, выживаемость при доказанных рецидивах примерно такая же, как при регистрации изолированного повышения ПСА.

Лечение локализованного рецидива рака простаты после РПЭ

Сроки и тактика лечения при подъеме уровня ПСА после простатэктомии вызывают бурные дискуссии. В случае рецидива после операции возможны наблюдение, облучение ложа опухоли, HIFU-терапия рецидива, гормонотерапия рака простаты, а также различные сочетания гормональной, лучевой и химиотерапии [16].

Динамическое наблюдение при рецидиве рака простаты с последующей гормонотерапией. Наблюдение обычно проводят при индексе Глисона менее 7, позднем (через 2 года после операции) повышении уровня ПСА и времени его удвоения более 10 мес. В таких случаях медиана времени до возникновения метастазов составляет 8 лет, медиана времени от возникновения метастазов до наступления летального исхода – еще 5 лет.

При высоком дооперационном уровне ПСА (более 20 нг/м, индексе Глисона более 7, нерадикальной операции и местнораспространенных опухолях рТ3b, рТxN1) целесообразна ранняя гормонотерапия. Однако ее влияния на выживаемость до сих пор не установлено. При ранней гормонотерапии метастазы возникают реже, чем при отсроченной, выживаемость в обоих случаях примерно одинаковая. Необходимость гормонотерапии подтверждает исследование МRС, в котором рецидив был отмечен у всех больных, получивших лучевую терапию по поводу роста уровня ПСА после простатэктомии при опухолях рТ3b, рТхN1 и индексе Глисона 8.

Монотерапию антиандрогенными препаратами больные переносят лучше, чем комбинированную (реже возникают приливы, снижение потенции, утрата полового влечения), однако антиандрогены вызывают гинекомастию и боль в сосках. У больных без отдаленных метастазов бикалутамид (по 150 мг/сут) достоверно снижает риск прогрессирования заболевания. Таким образом, антиандрогены могут быть альтернативой кастрации при повышении уровня ПСА после радикального лечения (особенно у относительно молодых больных без сопутствующих заболеваний).

Дистанционная лучевая терапия. При местном рецидиве и уровне ПСА менее 1,5 нг/мл показана лучевая терапия до СОД 64–66 Гр [20, 22]. Если больной ослаблен или возражает против облучения, при местном рецидиве возможно динамическое наблюдение.

Основываясь на рекомендации ASTRO, доза облучения на ложе предстательной железы у больных с биохимическим рецидивом после РПЭ при уровне ПСА<1,5 нг/мл должна быть не менее 64 Гр [51]. Полученные данные подкреплены результатами других исследований [52–54], показавших существенные различия показателей 5-летней общей и безрецидивной выживаемости у больных, получавших «спасительную» лучевую терапию при выявлении только биохимического или местного рецидива в виде пальпируемых узловых образований после РПЭ.

В исследовании G. P. Stephenson и соавт. [53] проведена оценка прогностических моделей с целью прогнозирования результатов лучевой терапии. Исследуемая группа включила 1603 больных с биохимическим рецидивом после РПЭ, получавших лечение в 17 североамериканских центрах. Авторы установили статистически значимую взаимосвязь между уровнем ПСА во время проведения облучения и эффективностью проводимой терапии: 6-летняя выживаемость без биохимического рецидива составила 48% в подгруппе больных с уровнем ПСА<0,5 нг/мл и 40, 28 и 18% – в подгруппах с содержанием ПСА 0,51–1,0; 1,01–1,5 и >1,5 нг/мл соответственно.

S. Egewa и соавт. [55] представили показатели 5-летней биохимической безрецидивной и общей выживаемости, которые составили 69 и 96% в группе с отсутствием патологии при пальцевом ректальном исследовании и 45 и 78% – в подгруппе с пальпируемыми образованиями соответственно. Тем не менее в связи с отсутствием результатов крупных рандомизированных исследований, а также длительного периода наблюдения влияние данного факта на показатели отдаленной выживаемости больных остается неясным [55].

Описаны случаи спасительной лучевой терапии с использованием интенсивности модулированной лучевой терапии (IMRT) с одновременным интегрированным повышением (SIB) поглощения в местном рецидиве рака простаты после РПЭ с биологической эффективностью и без серьезной острой токсичности [47].

HIFU-терапия. Публикации по HIFU-терапии местного рецидива РПЖ после РПЭ малочисленны. Число таких наблюдений также ограничено. Показание к HIFU-терапии в случае рецидива в зоне пузырно-уретрального анастомоза: наличие визуализируемого участка, чья злокачественность доказана морфологически, а также исключено отдаленное метастазирование [56].

Самым крупным по числу больных является исследование M. Tasso и соавт. [57], которые с 2002 по 2008 г. выполнили HIFU-терапию 27 больным с местным рецидивом после РПЭ. Средний уровень ПСА до HIFU-терапии составил 2,17 (0,5–8) нг/мл, минимальный срок наблюдения – 20 (20–80) мес. Среднее значение надира ПСА было равно 0,2 нг/мл. В 81% случаев контрольные биопсии были отрицательными. Безрецидивная выживаемость составила 51%. При этом не сообщается о каких-либо интра- и послеоперационных осложнениях.

В пилотном исследовании A. D. Asimakopoulos и соавт. [58] участвовали 19 больных с пальпируемым, визуализируемым при трансректальном УЗИ, гистологически верифицированным местным рецидивом РПЖ после РПЭ.

В отношении всех больных наличие метастазов было исключено с помощью остеосцинтиграфии, КТ или ПЭТ/КТ. Использовался аппарат Ablatherm, процедура в среднем занимала 32 мин. Средний уровень ПСА до HIFU-терапии составил 3,81 нг/мл. Время дренирования уретральным катетером в среднем составило 7 дней. Отмечено 2 случая острой задержки мочеиспускания после удаления катетера. В данных случаях проблема была разрешена более длительным дренированием мочевого пузыря (14 и 15 дней). У 16 (84%) больных до HIFU-терапии сохранялась полная континенция. Из них у 4 пациентов в первые 6 мес отмечено стрессовое недержание мочи. У 2 больных недержание разрешилось после комплекса укрепляющих упражнений, 2 пациента перенесли дополнительные малоинвазивные манипуляции для коррекции недержания. У больных с недержанием до HIFU-терапии явления инконтиненции не усилились. Прочих осложнений не наблюдалось. У 17 (89,5%) пациентов надир ПСА был ниже или равнялся 0,1 нг/мл. Четырехлетний безрецидивный показатель составил 47,4%. Авторы считают, что HIFU-терапия местного рецидива при соответствующем отборе пациентов является эффективным мини-инвазивным методом лечения с приемлемой частотой осложнений [58].

M. Hayashi и соавт. [59] представили результаты лечения 4 больных. При уровне ПСА перед HIFU-терапией 0,137 (0,102–0,290) нг/мл надир ПСА после лечения составил 0,055 (0,008–0,097) нг/мл. Двум пациентам HIFU-терапия выполнена дважды. Сроки наблюдения варьировались от 7 до 18 мес. Осложнений выявлено не было. При этом у 3 больных уровень ПСА к концу периода наблюдения был ниже 0,2 нг/мл.

A. Murota-Kawano и соавт. [60] также сообщили об опыте HIFU-терапии 4 больных после РПЭ, у трех из которых заболевание соответствовало стадии pT3. При этом трое из них перед этим перенесли также спасительную дистанционную лучевую терапию. Средний уровень ПСА перед HIFU был равен 4,3 (1,38–10,4) нг/мл. Срок наблюдения составил 6–31 мес. Осложнений, связанных с манипуляцией, не наблюдалось. Уровень ПСА к концу периода наблюдения составил 17, 0,02, 0,21 и <0,01 нг/мл для каждого пациента соответственно. У 3 больных с уровнем ПСА ниже 1 нг/мл отсутствие онкологического процесса было также доказано биопсией из зоны уретровезикального анастомоза [60].

Лечение локального рецидива после РПЭ высокоинтенсивным фокусированным ультразвуком относится к категории высокоэффективных методов. Так, 5-летняя безрецидивная выживаемость больных с локальным рецидивом РПЖ после HIFU-терапии в группе низкого онкологического риска составила 91%, умеренного – 84%, высокого – 71% [45].

Оперативное лечение. Даже с местным рецидивом РПЖ при отсутствии отдаленных метастазов и наличии вторичного поражения опухолью мочевого пузыря, вызывающего обструкцию мочеточников, гематурию и другие осложнения, негативно сказывающиеся на качестве жизни больных, эффективно выполнение радикальной цистэктомии с последующим выбором того или иного вида деривации мочи [61, 62].

В работе [63] приводятся данные по результатам проведения робот-ассистированной спасительной радикальной простатэктомии (СРПЭ) 34 пациентам с рецидивом РПЖ. У 5 (15%) пациентов отмечена биохимическая персистенция, у 7 (21%) мужчин биохимический рецидив в среднем наступил через 16 мес наблюдения. У 2 (6%) больных через 14 мес после операции выявлены метастазы в костях, и 1 (3%) пациент умер через 14 мес после СРПЭ. У 1 пациента интраоперационно была повреждена прямая кишка, что в дальнейшем потребовало наложения колостомы. Только 12 (39%) больных после операции хорошо удерживали мочу (0–1 прокладка), 8 (26%) человек использовали 2–3 прокладки в день. У 17 больных до операции сохранялась потенция. После робот-ассистированной СРПЭ число больных с эректильной функцией сократилось до 7.

У троих больных развилась рубцовая деформация в зоне анастомоза, корригированная эндоскопическим путем.

Криотерапия при рецидиве после РПЭ. Cпасительная криотерапия остается разумным выбором для лечения местного рецидива РПЖ при соответствующем отборе пациентов [64]. Описано 15 случаев выполнения криотерапии после РПЭ, при этом у 6 (40%) пациентов через 20 мес отмечено снижение уровня ПСА (группа успешной терапии).

В 9 (60%) наблюдениях констатировали прогрессирование заболевания (группа неудачного лечения), которое в этом исследовании было определено как повышение уровня ПСА более чем 0,1 нг/мл [65].

Брахитерапия. Имеется опыт использования брахитерапии в качестве основной процедуры спасательного средства для лечения местного рецидива после РПЭ со средней дозой, которая составила 115 Гр [34]. Подтверждена целесообразность и безопасность спасительной брахитерапии в качестве возможного альтернативного варианта дистанционной лучевой терапии для лечения местного рецидива РПЖ у отдельных больных [66].

Наиболее важные методы исследования при подозрении на локальный рецидив РПЖ – определение уровня ПСА и эндоректальная МРТ с контрастированием, которая помогает обнаружить местный рецидив при низком уровне ПСА (1–2 нг/мл). Позитронно-эмиссионная томография пока не получила широкого распространения, во многом и из-за низкой доступности для пациентов, однако, вероятно, является весьма перспективным методом и будет в дальнейшем активно внедряться в практическую медицину. После РПЭ, если уровень ПСА не превышает 20 нг/мл и скорость его прироста менее 20 нг/мл в год, КТ брюшной полости и малого таза малоинформативна. Сцинтиграфия с мечеными антителами к простатическому мембранному антигену позволяет обнаружить рецидив у 60–80% больных независимо от уровня ПСА.

При местном рецидиве после РПЭ наиболее научно обоснованным методом лечения является дистанционная лучевая терапия, эффективность которой достигает 45–69% (5-летняя выживаемость без биохимического рецидива) [25]. Лучевая терапия при местном рецидиве проводится в дозе не менее 64 Гр, желательно начинать ее при уровне ПСА менее 1,5 нг/мл. В остальных случаях предпочтительно наблюдение с последующей гормонотерапией. Также при местном рецидиве после РПЭ возможно выполнение оперативного лечения, HIFU-терапии, крио- и брахитерпии, а также использование иных малоинвазивных методик. Сравнивать эти методики пока рано, так как период наблюдения после «спасительных» аблативных методов лечения в мире небольшой.


Литература


1. Chissov V.I., Alekseev B.Ya., Rusakov I.G. Oncourology. National leadership. M.: GEOTAR Media. 2012; 688. Russian (Чиссов В.И., Алексеев Б.Я., Русаков И.Г. Онкоурология. Национальное руководство. М.: ГЭОТАР-Медиа. 2012; 688.

2. Chang S.S., Gaudin P.B., Reuter V.E., Heston W.D.W. Prostate-specific membrane antigen: Present and future applications. Urology. 2000; 55(5):622–629.

3. Boyle P., Ferlay J. Cancer incidence and mortality in Europe 2004. Ann Oncol. 2005; 16(3):481–488.

4. Kaprin A.D., Starinskiy V.V., Petrova G.V. The state of cancer care the population of Russia in 2013. M.: 2014; 250. Russian (Каприн А.Д., Старинский В.В., Петрова Г.В. Состояние онкологической помощи населению России в 2013 году. М.: 2014; 250).

5. Vеliyev E.I., Sokolov E.A., Loran O.B. Improving recidivism survival after radical prostatectomy for locally advanced prostate cancer, depending on the duration of surgery. Oncourology. 2016;1(12):69–73. Russian (Велиев Е.И., Соколов Е.А., Лоран О.Б. Улучшение рецидивной выживаемости после радикальной простатэктомии при местно-распространенном раке предстательной железы в зависимости от срока оперативного вмешательства. Онкоурология. 2016;1(12):69–73).

6. Pushkar D.Yu. Radical prostatectomy. M.: MEDpress-inform. 2002; 168. Russian (Пушкарь Д.Ю. Радикальная простатэктомия. М.: МЕДпресс-информ. 2002; 168).

7. Abdollah F. et al. Survival benefit of radical prostatectomy in patients with localized prostate cancer: estimations of the number needed to treat according to tumor and patient characteristics. J. Urol. 2012;188:73–83.

8. Augustin H., Hammerer P., Graefen M. Intraoperative and perioperative morbidity of contemporary radical retropubic prostatectomy in a consecutive series of 1243 patients: results of a single center between 1999 and 2002. Eur. Urol. 2003;43 (2):113–118.

9. Petrov S.B., Veliyev E.I. Surgical treatment of localized forms of prostate cancer. Pract. oncology. 2001;2(6):50–52. Russian (Петров С.Б., Велиев Е.И. Хирургическое лечение локализованных форм рака предстательной железы. Практ. онкология. 2001;2(6):50–52).

10. Isbarn H., Wanner M., Salomon G., Steuber T., Schlomm T., Köllermann J., Sauter G., Haese A., Heinzer H., Huland H., Graefen M. Long-term data on the survival of patients with prostate cancer treated with radical prostatectomy in the prostate-specific antigen era. BJU Int. 2010; 106(1):37–43.

11. Porter C.R., Kodama K., Gibbons R.P., Correa R.Jr., Chun F.K-H., Perrotte P., Karakiewicz P.I. 25-year prostate cancer control and survival outcomes: a 40-year radical prostatectomy single institution series. Urol. 2006; 176(2):569–574.

12. Peeters S.T.H., Heemsbergen W.D., Koper P.C.M., van Putten W.L.J., Slot A., Dielwart M.F.H., Bonfrer J.M.G., Incrocci L., Lebesque J.V. Dose-response in radiotherapy for localized prostate cancer: results of the Dutch multicenter randomized phase III trial comparing 68 Gy of radiotherapy with 78 Gy. J Clin Oncol. 2006; 24(13):1990–1996.

13. Warde P. et al. Combined androgen deprivation therapy and radiation therapy for locally advanced prostate cancer: a randomised, phase 3 trial. Lancet. 2011;378:2104–2111.

14. Wilt T.J. et al Radical prostatectomy versus observation for localized prostate cancer. N. Engl. J. Med. 2012; 367:203–213.

15. Pereverzev A.C., Kogan M.I. Prostate cancer. Kharkov: Fact. 2004; 231. Russian (Переверзев A.C., Коган М.И. Рак простаты. Харьков: Факт. 2004; 231).

16. Solovov V.A., Orlov A.E., Wosdwichenskij M.O. et al. High-intensity focused ultrasound ablation (HIFU) for prostate cancer in 976 patients: 7-year results. Proceedings of the Samara Scientific Center of the Russian Academy of Sciences. 2015;2(3):682–685. Russian (Соловов В.А., Орлов А.Е., Воздвиженский М.О. и др. Высокоинтенсивная фокусированная ультразвуковая аблация (HIFU) рака предстательной железы у 976 пациентов: 7-летние результаты. Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2015;2(3):682–685).

17. Nguyen D.P., Giannarini G., Seiler R. et al. Local recurrence after retropubic radical prostatectomy for prostate cancer does not exclusively occur at the anastomotic site. BJU Int. 2013;112(4):E243–249.

18. Chernyaev V.A., Matveev V.B., Volkova M.I., Nikiforova Z.N., Shevchenko V.E. Рrognostic factors of biochemical recurrence of localized and locally advanced prostate cancer after radical prostatectomy. Oncourology. 2012;4:58–64. Russian (Черняев В.А., Матвеев В.Б., Волкова М.И., Никифорова З.Н., Шевченко В.Е. Факторы прогноза биохимического рецидива локализованного и местно-распространенного рака простаты после радикальной простатэктомии. Онкоурология. 2012;4:58–64).

19. Babaian R.J., Troncoso P., Bhadkamkar V.A., Johnston D.A. Analysis of clinicopathologic factors predicting outcome after radical prostatectomy. Cancer. 2001; 91(8):1414–1422.

20. Aslanidi I.P. et al. Diagnosis of prostate cancer relapse according PET/CT C11 C-choline in patients after radical prostatectomy. Nuclear Medicine and Radiation Safety. 2015;5(60):50–58. Russian (Асланиди И.П. и др. Диагностика рецидива рака предстательной железы по данным ПЭТ/КТ С11 C-холином у пациентов после радикальной простатэктомии. Медицинская радиология и радиационная безопасность. 2015;5(60):50–58).

21. Kataja V.V., Bergh J. ESMO minimum clinical recommendations for diagnosis, treatment and follow – up of prostate cancer. Ann Oncol. 2005;16(Suppl. 1):34–36.

22. Mottet N., Bastian P.J., Bellmunt J., van de Burgh R.C.N., Bolla M., van Casteren N.J. et al. EAU guidelines on prostate cancer. Update April 2014. European Association of Urology. Available at: http://www.uroweb.org/guidelines/onlineguidelines/

23. D’Amico A.V., Moul J., Carroll P.R. et al. Prostate specific antigen doubling time as a surrogate end point for prostate cancer specific mortality following radical prostatectomy or radiation therapy. J Urol. 2004;172(5):42–46.

24. Stephenson A.J., Scardino P.T., Eastham J.A. et al. Postoperative nomogram predicting the 10-year probability of prostate cancer recurrence after radical prostatectomy. J Clin Oncol. 2005;23:7005–7012.

25. Sivkov A.V., Ants V., Keshishev N.G., Shaderkin I.A., Shkabko O.V. «Bailout» treatment of prostate cancer after radical therapy. Experimental and clinical urology. 2010; 4. Russian (Сивков А.В., Муравьев В., Кешишев Н.Г., Шадеркин И.А., Шкабко О.В. «Спасительные» методы лечения рака предстательной железы после радикальной терапии. Экспериментальная и клиническая урология. 2010;4).

26. Brockman J.A., Alanee S., Vickers A.J. et al. Nomogram Predicting Prostate Cancer–specific Mortality for Men with Biochemical Recurrence After Radical Prostatectomy. European Urology. 2015;67(6): 1160–1167.

27. Uchida T., Sanghvi N.T., Gardner T.A., Koch M.O., Ishii D., Minei S. et al. Transrectal high-intensity focused ultrasound for treatment of patients with stage T1b-2n0m0 localized prostate cancer: a preliminary report. Urology. 2002;59(3):394–398; discussion 398–399.

28. Fomkin R.N., Shatylko T.V. PSA nadir as the main predictor of relapse localized prostate cancer after HIFU-ablation. Surgery News. 2016;5(24):489–496. Russian (Фомкин Р.Н., Шатылко Т.В. Надир ПСА как основной предиктор рецидива локализованного рака простаты после HIFU-аблации. Новости хирургии. 2016;5(24):489–496).

29. Rybalov M.A., Al-Shukri S.H., Borovets S.J. Modern cancer recurrence imaging of the prostate and the prospects for their development. Urological statements. 2015;1(5):7–10. Russian (Рыбалов М.А., Аль-Шукри С.Х., Боровец С.Ю. Современные методы визуализации рецидивов рака предстательной железы и перспективы их развития. Урологические ведомости. 2015;1(5):7–10).

30. Aus G., Abbou C.C., Bolla M. et al. European Association of Urology. EAU guidelines on prostate cancer. Eur Urol. 2005; 48:546–551.

31. Pucar D., Sella T., Schoder H. The role of imaging in the detection of prostate cancer local recurrence after radiation therapy and surgery. Curr Opin Urol. 2008; 18:87–97.

32. Evangelista L., Zattoni F., Rossi E. et. al. Early detection of prostate cancer relapse by biochemistry and diagnostic imaging. Q J Nucl Med Mol Imaging. 2015;59(4):359–373.

33. Ahverdievа G.I. et al. Multiparameter magnetic resonance tomography in diagnosing local recurrence of prostate cancer after radical prostatectomy. Oncourology. 2015;4(11):72–80. Russian (Ахвердиева Г.И. и др. Мультипараметрическая магнитно-резонансная томография в диагностике локального рецидива рака предстательной железы после радикальной простатэктомии. Онкоурология. 2015;4(11):72–80).

34. Gastaldi E., Gallo F., Chiono L., Giberti C. Salvage low-dose-rate brachytherapy for prostate cancer local recurrence after radical prostatectomy: our first three patients. Urologia. 2014;81(1):46–50.

35. Muller B.G., Kaushal A., Sankineni S. et al. Multiparametric magnetic resonance imaging-transrectal ultrasound fusion-assisted biopsy for the diagnosis oflocal recurrence after radical prostatectomy. Urol Oncol. 2015;33(10):425.

36. Lishmanova Y.B., Chernov V.I. Radionuclide diagnostics for practitioners. Tomsk. 2004; 394. Russian (Лишманова Ю.Б., Чернова В.И. Радионуклеидная диагностика для практических врачей. Томск. 2004; 394).

37. Heidenreich А., Bolla M., Joniau S. Рекомендации по лечению рака предстательной железы. European Association of Urology. 2012;164.

38. Beresford M.J., Gillatt D., Benson R.J. et al. A systematic review of the role of imaging before salvage radiotherapy for post-prostatectomy biochemical recurrence. Clin Oncol (R Coll Radiol). 2010; 22:46–55.

39. Fuchsjager M., Akin O., Shukla-Dave A. et al. The role of MRI and MRSI in diagnosis, treatment selection, and post-treatment follow-up for prostate cancer. Clin Adv Hematol Oncol. 2009; 7(3):193–202.

40. Rouviere O., Vitry T., Lyonnet D. Imaging of prostate cancer local recurrences: why and how? Eur Radiol. 2010; 20:1254–1266.

41. Casciani E., Polettini E., Carmenini E., et al. Endorectal and dynamic contrast-enhanced MRI for detection of local recurrence after radical prostatectomy. AJR. 2008;190:1187–1192.

42. Cirillo S., Petracchini M., Scotti L. et al. Endorectal magnetic resonance imaging at 1.5 Tesla to assess local recurrence following radical prostatectomy using T2-weighted and contrast-enhanced imaging. Eur Radiol. 2009;19:761–769.

43. Sciarra A., Panebianco V., Salciccia S. et al. Role of dynamic contrast-enhanced magnetic resonance (MR) imaging and proton MR spectroscopic imaging in the detection of local recurrence after radical prostatectomy for prostate cancer. Eur Urol. 2008;54:589–600.

44. Wassberg С., Akin O., Alberto Vargas H. et al. The Incremental Value of Contrast-Enhanced MRI in the Detection of Biopsy-Proven Local Recurrence of Prostate Cancer After Radical Prostatectomy: Effect of Reader Experience. AJR Am J Roentgenol. 2012;199(2):360–366.

45. Glybochko P.V., Alyaev Y.G., Amosov A.V. et al. Local recurrence of prostate cancer in patients after radical prostatectomy. Modern methods of diagnosis and treatment (endorectal MRI with contrast enhancement, gistoskanirovanie, VIFU). Urology. 2014;5:72–76 C. Russian (Глыбочко П.В., Аляев Ю.Г., Амосов А.В. и др. Локальный рецидив рака предстательной железы у пациентов после радикальной простатэктомии. Современные методы диагностики и лечения (эндоректальная магнитно-резонансная томография с контрастным усилением, гистосканирование, ВИФУ). Урология. 2014;5:72–76)

46. Linder B.J., Kawashima A., Woodrum D.A. Early localization of recurrent prostate cancer after prostatectomy by endorectal coil magnetic resonance imaging. Can J Urol. 2014;21(3):7283–7289.

47. Wahart A., Guy J.B., Vallard A. et al. Intensity-modulated salvage radiotherapy with simultaneous integrated boost for local recurrence of prostatecarcinoma: a pilot study on the place of PET-choline for guiding target volume delineation. Br J Radiol. 2016;89:1058.

48. Picchio M., Briganti A., Fanti S. et al. The role of choline positron emission tomography/computed tomography in the management of patients with prostate-specific antigen progression after radical treatment of prostate cancer. Eur. Urol. 2011; 59(1):51–60.

49. Leventis A.K., Shariat S.F., Slawin K.M. Local recurrence after radical prostatectomy: correlation of US features with prostatic fossa biopsy findings. Radiology. 2001;219:432–439.

50. Koppie T.M., Grossfeld G.D., Nudell D.M. et al. Is anastomotic biopsy necessary before radiotherapy after radical prostatectomy? J Urol. 2001;166:111–115.

51. Roach I.M., Hanks G., Thames Jr. H., Schelhammer P., Shipley W.U., Sokol G.E., Sandler H. Defining biochemical failure following radiotherapy with or without hormonal therapy in men with clinically localized prostate cancer: recommendations of the RTOG-ASTRO Phoenix consensus conference. Int J Radiat Oncol Biol Phys. 2006;65(4):965–974.

52. MacDonald О.К., Schild S.E., Vora S., Andrews P.E., Ferrigni R.G., Novicki V., Swanson S.K., Wong W.W. Salvage radiotherapy for men with isolated rising PSA or local palpable recurrence after radical prostatectomy: do outcomes differ? Urology. 2004;64(4):760–764.

53. Stephenson A.J., Scardino P.T., Kattan M.W., Pisansky T.M., Slawin K.M., Klein E.A., Anscher M.S., Michalski J.M., Sandler H.M., Lin D.W., For-

man J.D., Zelefsky M.J., Kestin L.L., Roehrborn C.G., Catton C.N., DeWeese T.L., Liauw S.L., Valicenti R.K., Kuban D.A., Pollack A. Predicting outcome of salvage radiation therapy for recurrent prostate cancer after radical prostatectomy. J Clin Oncol. 2007;25(15):2035–2041.

54. Swanson G.P., Hussey M.A., Tangen C.M., Chin J., Messing E., Canby-Hagino E., Forman J.D., Thompson I.M., Crawford E.D. Predominant treatrment failure in postprostatectomy patients is local: analysis of patterns of treatment failure in SWOG 8794. J Clin Oncol. 2007;25(6):222–229.

55. Egewa S., Matsumoto K., Suyama K., Soh S., Kuwao S., Iwamura M. Limited suppression of prostate specific antigen after salvage radiotherapy for its isolated elevation after radical prostatectomy. Urology. 1999;53(1):148–155.

56. Sivkov A.V., Roshchin D.A., Keshishev N.G., Shaderkin I.A., Choi A.A. High-intensity focused ultrasound therapy and other treatments for local recurrence of prostate cancer. Experimental and clinical urology. 2013;3:40–47. Russian (Сивков А.В., Рощин Д.А., Кешишев Н.Г., Шадеркин И.А., Цой А.А. Высокоинтенсивная фокусированная ультразвуковая терапия и другие методы лечения местного рецидива рака предстательной железы. Экспериментальная и клиническая урология. 2013;3:40–47).

57. Tasso M., Varvello F., Ferrando U. Prostate cancer: transrectal high-intensity focused ultrasound for the treatment of local recurrence after radical prostatectomy or radiotherapy. Urologia. 2009; 76(2):73–76.

58. Asimakopoulos A.D., Miano R., Virgili G., Vespasiani G., Finazzi Agrò E. HIFU as salvage first-line treatment for palpable, TRUS-evidenced, biopsy-proven locally recurrent prostate cancer after radical prostatectomy: a pilot study. Urol Oncol. 2012. Vol. 30(5):577–583.

59. Hayashi M., Shinmei S., Asano K. Transrectal high-intensity focused ultrasound for treatment for patients with biochemical failure after radical prostatectomy. Int J Urol. 2007; 14(11):1048–1050.

60. Murota-Kawano A., Nakano M., Hongo S., Shoji S., Nagata Y., Uchida T. Salvage high-intensity focused ultrasound for biopsy-confirmed local recurrence of prostate cancer after radical prostatectomy. BJU Int. 2010;105(12):1642–1645.

61. Atduev V.A., Lyubarskii J.O., Ledyaev D.S. et al. Сystectomy for local recurrence of prostate cancer after radical prostatectomy. Medical Almanac. 2015;2(37):64–67. Russian (Атдуев В.А., Любарская Ю.О., Ледяев Д.С. и др. Цистэктомия при местном рецидиве рака предстательной железы после радикальной простатэктомии. Медицинский альманах. 2015;2(37):64–67).

62. Pfister D., Porres D., Epplen R. et al. Palliative radical (cysto)prostatectomy in locally advanced castration-resistant prostate cancer. Urologe A. 2011;50(9):1101–1105.

63. Kaffenberger S.D., Keegan K.A., Bansal N.K., Morgan T.M., Tang D.H., Barocas D.A., Penson D.F., Davis R., Clark P.E., Chang S.S., Cookson M.S., Herrell S.D., Smith J.A. Salvage robotic assisted laparoscopic radical prostatectomy: a single institution, 5-year experience. J. Urol. 2013;189(2):507–513.

64. Spiess P.E., Given R.W., Jones J.S. Achieving the «bifecta» using salvage cryotherapy for locally recurrent prostate cancer: analysis of the Cryo On-Line Data (COLD) registry data. BJU Int. 2012;110(2):217–220.

65. Langenhuijsen J.F., Broers E.M., Vergunst H. Cryosurgery for Prostate Cancer: an Update on Clinical Results of Modern Cryotechnology. Eur Urol. 2009;55(1):52–55.

66. Strom T.J., Wilder R.B., Fernandez D.C. et al. High-dose-rate brachytherapy with or without intensity modulated radiation therapy as salvage treatment for an isolated, gross local recurrence of prostate cancer post-prostatectomy. Brachytherapy. 2014;13(2):123–127.


Об авторах / Для корреспонденции


А в т о р д л я с в я з и: Н. В. Петровский – к.м.н., доцент кафедры урологии Первого МГМУ им. И. М. Сеченова
Минздрава России (Сеченовский Университет), Москва, Россия; e-mail: n_petrovskiy@hotmail.com


Бионика Медиа