A look at the problem of surgical treatment of renal cel carcinoma in the aspect of biomolecular diagnosis and assessment of renal function


V.M. Popkov, A.I. Tarasenko, G.N. Maslyakova, A.N. Rossolovskii, O.L. Berezinets

1Saratov State Medical University n. a. V. I. Razumovsky (Rector - Dr.Med.Sci., Prof., V. M. Popkov), Saratov, Russia; 2I.M. Sechenov First Moscow State Medical University of Minzdrav of Russia(Rector - Academician of the RAS, Dr.Med.Sci., Prof., P.V. Glybochko), Moscow, Russia
The article reviews the domestic and international literature on the issues of biomolecular diagnosis of acute renal injury in the perioperative period in patients with renal cell carcinoma (RCC). Emerging opportunities for early detection of tumors make even more relevant the use of minimally invasive interventions. Of equal importance is the assessment of renal function in patients with diagnosed RCC and the prediction of acute renal injury and progression of chronic kidney disease in the postoperative period. The authors performed a systematic search for preclinical and clinical studies to identify the main trends and achievements in the field of biomolecular diagnosis of RCC and renal injury allowing the individual approach to choosing surgical treatment, improve the survival and quality of life of the patient and improve the functional state of the renal parenchyma.

Почечно-клеточный рак (ПКР) занимает 10-е место среди злокачественных новообразований во всем мире, а также является наиболее распространенным типом рака почки у взрослых [1]. Заболеваемость и смертность от ПКР растут со скоростью 2–3% в десятилетие, причем примерно 35% пациентов умирают в течение первых 5 лет после постановки диагноза [2]. Согласно данным статистики злокачественных новообразований, в 2012 г. в России зарегистрированы 19 675 новых больных ПКР [3]. В последние годы в связи с кардинальным улучшением диагностических возможностей наблюдается значительный рост выявляемости двустороннего ПКР, одинаково часто встречающегося как в правой, так и в левой почке. При этом, по данным Ю. Г. Аляева и соавт. [4], нередко рак в противоположной почке выявляют спустя значительный срок после выполнения первой операции, что диктует необходимость регулярного целенаправленного динамического наблюдения больных, оперированных по поводу рака почки. Даже после радикального лечения у 40–50% больных появляются метастазы, причем у 80% больных они возникают в течение первого года после хирургического вмешательства [5].

В случае раннего обнаружения, когда на момент постановки диагноза опухоль находится в пределах почечной капсулы, выживаемость после проведения радикального лечения может превышать 70% [6].

Благодаря последним достижениям в области генетики, молекулярной биологии, биохимии появилась возможность улучшить раннюю диагностику путем определения содержания опухолеспецифических субстратов в исследуемых образцах, полученных от пациента [7].

Наибольшая доказанная ценность в выявлении присущих ПКР изменений принадлежит тканевым маркерам и маркерам крови. M. Li и W. Rathmell в 2011 г. предложили классификацию биомаркеров ПКР в зависимости от цели их применения: биомаркеры раннего выявления позволяют осуществлять скрининг пациентов на наличие у них ПКР; диагностические биомаркеры – подтвердить либо исключить диагноз ПКР, а также определить его гистологический тип; прогностические биомаркеры – выявить определенные признаки, которые коррелируют с особенностями клинического течения ПКР и/или клиническим прогнозом; биомаркеры предсказания – предсказать уровень терапевтического ответа на лечение и осуществлять мониторинг эффективности медикаментозной терапии ПКР [8].

Матриксные металлопротеиназы (ММР) – это эндопептидазы, играющие ключевую роль в опухолевом прогрессировании заболевания, в том числе и в опухолевом ангиогенезе [9]. При патологических состояниях ММР-9 наряду с другими ММП участвует в генерализации процессов инвазии и метастазирования. Метастазы – самая большая проблема, с которой сталкиваются при лечении пациентов с ПКР [10]. При этом степень инвазивного роста и метастазирование опухолевых клеток определяются их способностью расщеплять компоненты экстраклеточного матрикса (ЭКМ). Разрушать все структуры ЭКМ могут только ММР, которые кроме этого участвуют в ангиогенезе [11]. Для MMР-9 доказана сильная корреляция между увеличенной экспрессией гена, стадией опухоли и ее агрессивностью [12].

В некоторых источниках появилось понятие васкулогенной мимикрии – новой модели системы микроциркуляции опухоли. Иммуногистохимическое исследование [13] продемонстрировало положительную корреляцию формирования васкулогенной мимикрии и сверхэкспрессии MMР-9 у больных ПКР с клинической стадией, патологическим классом и склонностью к метастазированию (р<0,01).

В исследовании [14] в образцах сыворотки крови от пациентов с ПКР уровень ММР-9 был в 2 раза выше, чем у пациентов с онкоцитомой. Подобные данные были получены П. В. Глыбочко и соавт. [15]: уровень MMР-9 у 75 пациентов с ПКР был повышен более чем в 10 раз по сравнению с таковым при другой патологии почек в контроле. При этом маркер ММР-9 продемонстрировал низкую диагностическую значимость при стадировании опухолевого процесса.

В исследовании [16] дисбаланс MMР/TIMР (тканевых ингибиторов матриксных металлопротеиназ), в том числе повышенная секреция ММР-2 и ММР-9 и снижение активности TIMР-1, служит одним из механизмов, с помощью которых избыточно продуцируемый онкогенный белок Skp2 в злокачественных опухолях человека и являющийся предиктором неблагоприятного прогноза путем стимуляции пролиферации клеток и повышения возможности метастазирования опухоли ускоряет его проникновение в клетку [16]. Кроме того, в исследовании [17] показано, что дисбаланс содержания ММР-9 и TIMP-2 в сыворотке крови может быть использован в качестве нового биомаркера прогнозирования прогрессирования заболевания у пациентов с метастатическим ПКР при таргетной терапии сунитинибом.

С учетом важной роли ММР в инвазии опухоли и метастазировании в настоящее время несколько фармацевтических компаний ведут разработку низкомолекулярных ингибиторов ММР для клинического применения [18, 19].

Также показано, что ММР-9 участвует в процессе роста опухоли и обеспечивает туморогенность путем деградации компонентов внеклеточного матрикса, следствием чего является повышенный выброс факторов роста [20]. Один из таких факторов – инсулиноподобный фактор роста 1 (insulin-like growth factor-1 – IGF-1)). Известно, что IGF-1 играет важную роль в защите от апоптоза и регуляции клеточного роста. В исследовании содержания IGF-1 in vitro установлено, что его повышенная экспрессия в клетках ПКР связана с плохим прогнозом [21]. Эксперименты на культуре клеток продемонстрировали, что уровень рецепторов к IGF-1 регулирует выживаемость и пролиферацию опухолевых клеток [22].

IGF-1 – профибротический медиатор, синтезируемый активированными макрофагами и лимфоцитами на начальном этапе воспалительного ответа, действующий как мощный митоген и стимулятор синтеза коллагена фибробластами [23]. В нормальных условиях IGF-1 не оказывает митогенного действия на клетки проксимальных канальцев [24]. Под влиянием IGF-1 на фоне ишемии и/или реперфузионной травмы почечной паренхимы происходит усиление синтеза ДНК в регенерирующих клетках проксимальных канальцев [25, 26].

В то же время ряд исследователей связывает изменения концентрации IGF-1 с угнетением почечной функции, протеинурией и развитием фиброза [27, 28]. При этом в случае возникающего почечного повреждения происходит увеличение экспрессии IGF-1, что косвенно указывает на снижение репаративных возможностей ткани почки [29]. В работе А. Н. Россоловского и соавт. [30] показано, что активация репаративных процессов на фоне операционной травмы сопровождается повышением уровня IGF-1. Кроме того, проанализирована взаимосвязь IGF-1 c различными факторами риска ренальной дисфункции, которая выявила корреляцию уровня IGF-1 с длительностью заболевания и наличием предшествовавших оперативных вмешательств на почке в анамнезе [30]. Продукция IGF-1 приводит к снижению сопротивления почечных сосудов с последующим повышением клубочковой перфузии, реабсорбции натрия и воды и в свою очередь способствует развитию отека мягких тканей и гипертрофии клубочков [31]. Кроме того, имеется опосредованное влияние IGF-1 на регуляцию скорости клубочковой фильтрации (СКФ) через активацию вазодилатационных механизмов [32].

В исследовании, проведенном на 280 пациентах с ПКР, которым выполнялась традиционная нефрэктомия, продемонстрировано, что у 70% пациентов с экспрессией IGF-1 присутствует повышенный риск смерти по сравнению с больными ПКР, которые имели опухоли, не сопровождавшиеся экспрессией IGF-1 [33]. Клетки ПКР с высоким уровнем экспрессии IGF-1 к химиотерапии более устойчивы, чем клетки с низкой экспрессией [34]. Обнаружение IGF-1 в почечной ткани на ранней стадии ПКР ассоциируется с повышенным риском высокого агрессивного роста и неблагоприятным прогнозом [35].

Несмотря на различные подходы к диагностике и ведению пациентов с ПКР, «золотым» стандартом в лечении локализованного РП на протяжении 50 лет считается радикальная нефрэктомия [36–38]. В последнее десятилетие наблюдается тенденция к увеличению частоты использования органосохраняющих вмешательств [39]. По данным реестра случаев рака Национального института рака (США), основанном на наблюдении, эпидемиологии и конечных результатах (SEER) исследований и охватывающем примерно 28% населения США, в 2009 г. впервые процент резекций почки превысил процент нефрэктомий у пациентов с ПКР, имеющих опухоль размером менее 4 см [40].

Совершенствование и широкое применение технологий визуализации обеспечили выявление опухолей меньших размеров и на более ранних стадиях, что позволило более широко использовать резекцию почки. Для пациентов с небольшой почечной кортикальной опухолью нефрэктомия служит независимым фактором риска развития хронической болезни почек (ХБП) [41]. Последние десятилетия ознаменовались началом новой эрой лечения локальных форм ПКР – эрой консервативного или нефронсохраняющего принципа хирургического лечения. В отношении большинства пациентов с небольшими (до 3 см) опухолями почечной паренхимы следует рассматривать органосберегающие варианты оперативного пособия, поскольку снижение функции почек увеличивает риск сердечно-сосудистых событий и общей смертности в долгосрочной перспективе [42].

Минимально инвазивная лапароскопическая нефрэктомия по сравнению с открытой лапаротомией позволяет существенно сокращать сроки госпитализации и время оперативного вмешательства, уменьшать объем кровопотери, снижать интенсивность болевого синдрома и возможность последующей инвалидизации; сохраняет почечную массу, обеспечивает более быстрое восстановление и долгосрочную почечную функцию в перспективе [43].

Проведенные за последнее десятилетие экспериментальные и клинические исследования указывают на то, что при наличии технической возможности резекция почки обеспечивает эквивалентной нефрэктомией онкологические результаты, максимально при этом сохраняя функцию почек, что приводит к предотвращению или замедлению начала ХБП и снижению связанной с ней сердечно-сосудистой заболеваемости и смертности [44].

С другой стороны, резекция почки технически более сложна по сравнению с традиционной нефрэктомией. Так, J. Simhan и соавт. [45], используя классификацию послеоперационных осложнений Clavien–Dindo, показали, что даже после небольших по объему резекций почечной ткани с опухолью возникают как малые, так и большие осложнения с частотой 26,7 и 11,5% соответственно.

В исследовании [46] отмечено значительное сокращение числа случаев почечной дисфункции у больных ПКР, подвергшихся органосохраняющему вмешательству, по сравнению с радикальной нефрэктомией в течение среднего периода наблюдения 6,7 года. Однако благотворное влияние на конечную СКФ не привело к улучшению общей выживаемости в течение среднего периода наблюдения 9,3 года в группе пациентов, перенесших органосохраняющее вмешательство [46]. В то же время данные об изменениях функции почек после нефрэктомии или резекции почки у пациентов с почечной опухолью размером более 4 см в настоящее время ограничены [47].

Таким образом, исследования в данном направлении могут послужить основой при разработке принципов лечения и позволят индивидуализировать подход к выбору хирургического вмешательства, чтобы улучшить общую выживаемость и качество жизни пациента [48].

Двунаправленная связь между раком почки и ХБП уже давно признана и стала предметом более пристального изучения после выделения новой субспециальности – онконефрология [49, 50]. Важными задачами онконефрологии стали диагностика функционального состояния почек у больных с ПКР, прогнозирование острого почечного повреждения (ОПП) и прогрессирования ХБП в послеоперационном периоде [51, 52].

Эпизоды ОПП, обусловленные хирургической травмой, приводят к развитию клеточного ответа, сопровождающегося каскадом иммунологических реакций, с исходом в нефросклероз [53]. Именно поэтому ранняя диагностика ОПП при хирургическом лечении приобретает первостепенное значение. При этом способам оценки объема поражения почечной паренхимы, адекватности маркеров почечных функций и статистическим методам обработки полученных данных также уделяется недостаточно внимания [54]. Классические методы оценки функции почек, остающиеся неизменными в течение нескольких десятилетий, недостаточно чувствительны, особенно в условиях ранней диагностики ОПП [55]. Традиционно в клинической практике ОПП диагностируется на основании гиперкреатининемии и снижения СКФ, как правило, сопровождающихся олигурией или анурией [56, 57].

В последние годы в литературе обсуждается возможность использования некоторых биомаркеров для прогнозирования развития и исходов ОПП [58–61]. В первом официальном документе, регламентирующем возможность их ограниченного использования в доклинических и клинических исследованиях, было рекомендовано 7 биомаркеров почечного повреждения (креатинин сыворотки крови, N-Acetyl-β-D-glucosaminidase, NGAL [neutrophil gelatinase–associated lipocalin], KIM-1, интерлейкин 18 [IL-18], netrin-1 и MCP-1) [62]. При этом диагностика ОПП достигается путем регистрации повышенного содержания в моче белков и ферментов секретирующихся эпителием проксимальных канальцев [63, 64].

Наибольшее внимание в настоящее время привлекает количественное определение в моче NGAL и IL-18 [65–67].

Впервые NGAL был выделен из супернатанта активированных нейтрофилов человека и был соответственно назван [68]. Дальнейшие исследования показали, что хотя NGAL действительно выходит в плазму из вторичных гранул активированных нейтрофилов, но синтезироваться он может в разных органах и в разных типах клеток [69]. NGAL служит переносчиком различных лигандов, в том числе сидерофоров, которые продуцируются бактериями с целью транспортировки слаборастворимых гидроксильных комплексов, содержащих необходимые для нормального функционирования бактериальной клетки ионы железа. Это свойство определяет бактериостатический эффект данной молекулы, поскольку, связывая сидерофоры микроорганизмов, NGAL ограничивает поступление в них железа, что ведет к уменьшению бактериального роста.

Повышенный синтез NGAL в деградирующих тканях позволяет считать, что этот белок принимает участие, с одной стороны, в процессе апоптоза,с другой – в повышении выживаемости поврежденных клеточных структур [70]. In vitro в культивируемых клетках собирательных трубок NGAL стимулирует преобразование эпителиальных клеток в тубулярные структуры [71]. В эксперименте NGAL проявляет себя одним из наиболее быстрореагирующих маркеров ранней фазы ишемического повреждения почек (в течение 2 ч), коррелирующих с длительностью ишемии [72]. Поскольку характерной чертой NGAL является способность в ответ на ренальные повреждения специфически связывать сидерофоры (железопереносящие белки), уровень NGAL в плазме, почках и в моче резко возрастает, что играет определяющую роль в обеспечении выживания поврежденных ренальных клеток и их дальнейшей пролиферации [73–75]. Таким образом, основной функцией NGAL при развитии повреждений ренального эпителия являются регенерация эпителия и предотвращение дальнейшего развития ОПП [76].

В ряде исследований показано, что при повреждении почечных канальцев происходит повышение уровня NGAL как в сыворотке крови (в 7–16 раз), так и в моче (в 25–1000 раз) [77, 78].

Увеличение концентрации NGAL, регистрируемое раньше, чем повышение уровня сКр (сывороточного креатинина), является также перспективным прогностическим маркером ХБП [79]. Принципиально важно, что при ХБП повышение уровней NGAL носит менее выраженный характер, чем при ОПП [80]. По данным D. Bolignano и соавт. [81], уровни NGAL в моче прямо коррелировали с тяжестью протеинурии и обратно – с остаточными функциями почек. При этом каждое повышение содержания NGAL в моче на 10 нг/мл связано с увеличением риска прогрессирования ХБП на 3%, а повышение сывороточного NGAL на 10 нг/мл повышает этот риск на 2%. Авторы полагают, что у пациентов с ХБП уровни NGAL достоверно отражают наличие ренальных повреждений и являются сильным и независимым маркером прогрессирования ХБП [82].

Предложена интересная теория «горящего леса», объясняющая связь NGAL и СКФ [83]. Согласно этой теории, рост уровня NGAL есть не только пассивное следствие снижения почечного клиренса, но и результат «горящих» (поврежденных) тубулярных клеток, тогда как рост концентрации сКр и снижение СКФ есть всего лишь пассивный результат потери функционирующих нефронов. Отсюда следует, что NGAL является индикатором в реальном времени активного повреждения почечной паренхимы при ХБП.

В то же время NGAL у людей был первоначально идентифицирован как белок массой 25 kDa, ковалентно связанный с ММР-9 в человеческих нейтрофилах [84], которые обычно обеспечивают основной клеточный источник циркулирующих молекул NGAL. Путем формирования комплекса ММР-9–NGAL NGAL защищает ММР-9 от протеолитической деградации, повышая ферментативную активность ММР-9, и в последующем способствует расширению зоны опухолевой инвазии [85]. Высокие концентрации комплекса ММР-9–NGAL в сыворотке крови ассоциировались с более короткой безрецидивной выживаемостью и низкими показателями общей выживаемости [86].

В работе A. Viau et al. (2010) было показано, что уменьшение числа функциональных нефронов вызывает молекулярные и клеточные события, способствующие компенсаторному росту остальных. При этом одним из механизмов отрицательного влияния NGAL на пролиферацию тубулярного эпителия и последующее прогрессирование ХБП является его опосредованный митогенный эффект за счет активации эпидермального фактора роста по рецепторзависимому механизму [87].

А. Di Carlo и соавт. [20], измерив концентрацию ММР-9 и NGAL в сыворотке крови и моче пациентов с ПКР с помощью ИФА, выявили статистически значимое повышение их уровня (p≤0,05). Однако не было выявлено какой-либо корреляции с типом заболевания, стадией или степенью инвазии. В то же время в работе [21] показатель NGAL в моче у больных ПКР<2,4 нг/мл указывает на достаточную сохранность нефронов. Проведение резекции почки таким пациентам не усиливает повреждения тубулярных клеток в пораженной ПКР почке и восстанавливает нормальную работу этих клеток в контралатеральной почке. Концентрация NGAL в моче до операции >3,0 нг/мл – неблагоприятный признак, свидетельствующий об отсутствии резервных возможностей нефрона. У таких больных тепловая ишемия приводит к еще большему повреждению тубулярных клеток в обеих почках, что может явиться дополнительным фактором развития ОПП, который должен учитываться при выборе тактики хирургического лечения [52].

Что касается изучения еще одного значимого маркера ОПП – IL-18, являющегося членом семейства цитокинов, в качестве маркера онкогенеза, то хотелось бы отметить, что первоначально он был описан в 1989 г. как интерферон-гамма-индуцирующий фактор [88]. Интерлейкин-18 продуцируется различными клетками, в том числе Т- и В-клетками, а также рядом антигенпредставляющих клеток, включая активированные моноциты, дендритные клетки и макрофаги, которые могут регулировать как врожденные, так и адаптивные иммунные реакции [89]. Показано, что IL-18 может обладать противоопухолевым эффектом, стимулировать естественные клетки-киллеры и Т-клетки, способствующие главным образом повышению иммунной защиты организма против опухолевых клеток путем активации и индукции продуцирования интерферона-γ. Механизмы защиты хозяина против рака весьма сложны, включая подавление роста опухоли, индукцию апоптоза раковых клеток и ингибирование ангиогенеза [90].

Более высокая экспрессия IL-18 обнаружена в различных раковых клетках по сравнению с контролем, что обусловлено способностью IL-18 индуцировать ангиогенез, миграцию, пролиферацию и иммунный ответ [91]. Эти данные подтверждают ассоциативные связи между геном IL-18 и риском развития рака, но остаются спорными.

По данным некоторых авторов, IL-18 весьма специфичен для ОПП, так как на его уровень не влияют большинство нефротоксинов, ХБП, инфекция мочевого тракта, нефротический синдром или преренальная азотемия [92]. Определение повышенного уровня IL-18 в моче предсказывает наличие ОПП за 24 ч до роста уровня сКр [93].

IL-18 может служить в качестве маркера травмы проксимальных канальцев при остром канальцевом некрозе и для более точной количественной оценки степени острого ишемического и/или канальцевого повреждения [94]. Раннее повышение IL-18 в моче коррелирует с тяжестью ОПП, а также со смертностью, однако не обладает способностью прогнозировать последующее развитие почечной недостаточности [95].

Систематические обзоры литературы и клинический опыт показывают, что почечно-клеточный рак является чрезвычайно гетерогенным заболеванием, имеющим разный прогноз. Традиционно используемые прогностические факторы при ПКР включают анатомические (классификации tnm, размеры опухоли), морфологические (класс по Фурман, подтип, гистологические исследования) и клинические данные. В связи с чем растет число разработок комбинированных моделей и номограмм, включающих в том числе маркеры молекулярных механизмов развития ПКР.

Вместе с тем до настоящего времени не предложен универсальный биомаркер для скрининга и последующей оценки прогрессирования ПКР и состояния почечной паренхимы. Идентификация конкретной биомолекулярной картины ПКР – сложная задача, что определяет необходимость разработки и выявление кластера биомаркеров ПКР, позволяющего как охарактеризовать степень инвазивности ПКР, так и оценить риск прогрессивного снижения функции почек после радикального удаления опухоли.


About the Autors


Corresponding author: G. N. Maslyakova – Dr.Med.Sci., Prof. at the Saratov State Medical University n. a. V. I. Razumovsky of Minzdrav of Russia, Director of the Research Institute of Fundamental and Clinical Uronephrology, Saratov, Russia; e-mail- gmaslyakova@yandex.ru


Similar Articles


Бионика Медиа