Взгляд на проблему хирургического лечения почечно-клеточного рака в аспекте биомолекулярной диагностики и оценки почечной функции


В.М. Попков, А.И. Тарасенко, Г.Н. Маслякова, А.Н. Россоловский, О.Л. Березинец

1 ФГБОУ ВО «Саратовский государственный медицинский университет им. В. И. Разумовского» Минздрава России (ректор – д.м.н., профессор В. М. Попков), Саратов, Россия; 2 Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Первый Московский государственный медицинский университет им. И. М. Сеченова» Минздрава России (ректор – академик РАН, д.м.н., профессор П. В. Глыбочко), Москва, Россия
Представлен анализ отечественной и зарубежной литературы, посвященной вопросам биомолекулярной диагностики острого почечного повреждения в периоперационном периоде у больных почечно-клеточным раком (ПКР). Появившиеся возможности раннего обнаружения опухоли делают еще более актуальным применение малоинвазивных хирургических методов лечения. При этом не менее важной задачей остаются диагностика функционального состояния почек у больных с выявленным ПКР, прогнозирование острого почечного повреждения и прогрессирования хронической болезни почек в послеоперационном периоде. Проведен систематический поиск доклинических и клинических исследований с целью выявления основных тенденций и достижений в области биомолекулярной диагностики ПКР и почечного повреждения, позволяющих индивидуализировать подход к выбору хирургических методов лечения, повышать выживаемость и качество жизни пациента и улучшать функциональное состояние почечной паренхимы.

Почечно-клеточный рак (ПКР) занимает 10-е место среди злокачественных новообразований во всем мире, а также является наиболее распространенным типом рака почки у взрослых [1]. Заболеваемость и смертность от ПКР растут со скоростью 2–3% в десятилетие, причем примерно 35% пациентов умирают в течение первых 5 лет после постановки диагноза [2]. Согласно данным статистики злокачественных новообразований, в 2012 г. в России зарегистрированы 19 675 новых больных ПКР [3]. В последние годы в связи с кардинальным улучшением диагностических возможностей наблюдается значительный рост выявляемости двустороннего ПКР, одинаково часто встречающегося как в правой, так и в левой почке. При этом, по данным Ю. Г. Аляева и соавт. [4], нередко рак в противоположной почке выявляют спустя значительный срок после выполнения первой операции, что диктует необходимость регулярного целенаправленного динамического наблюдения больных, оперированных по поводу рака почки. Даже после радикального лечения у 40–50% больных появляются метастазы, причем у 80% больных они возникают в течение первого года после хирургического вмешательства [5].

В случае раннего обнаружения, когда на момент постановки диагноза опухоль находится в пределах почечной капсулы, выживаемость после проведения радикального лечения может превышать 70% [6].

Благодаря последним достижениям в области генетики, молекулярной биологии, биохимии появилась возможность улучшить раннюю диагностику путем определения содержания опухолеспецифических субстратов в исследуемых образцах, полученных от пациента [7].

Наибольшая доказанная ценность в выявлении присущих ПКР изменений принадлежит тканевым маркерам и маркерам крови. M. Li и W. Rathmell в 2011 г. предложили классификацию биомаркеров ПКР в зависимости от цели их применения: биомаркеры раннего выявления позволяют осуществлять скрининг пациентов на наличие у них ПКР; диагностические биомаркеры – подтвердить либо исключить диагноз ПКР, а также определить его гистологический тип; прогностические биомаркеры – выявить определенные признаки, которые коррелируют с особенностями клинического течения ПКР и/или клиническим прогнозом; биомаркеры предсказания – предсказать уровень терапевтического ответа на лечение и осуществлять мониторинг эффективности медикаментозной терапии ПКР [8].

Матриксные металлопротеиназы (ММР) – это эндопептидазы, играющие ключевую роль в опухолевом прогрессировании заболевания, в том числе и в опухолевом ангиогенезе [9]. При патологических состояниях ММР-9 наряду с другими ММП участвует в генерализации процессов инвазии и метастазирования. Метастазы – самая большая проблема, с которой сталкиваются при лечении пациентов с ПКР [10]. При этом степень инвазивного роста и метастазирование опухолевых клеток определяются их способностью расщеплять компоненты экстраклеточного матрикса (ЭКМ). Разрушать все структуры ЭКМ могут только ММР, которые кроме этого участвуют в ангиогенезе [11]. Для MMР-9 доказана сильная корреляция между увеличенной экспрессией гена, стадией опухоли и ее агрессивностью [12].

В некоторых источниках появилось понятие васкулогенной мимикрии – новой модели системы микроциркуляции опухоли. Иммуногистохимическое исследование [13] продемонстрировало положительную корреляцию формирования васкулогенной мимикрии и сверхэкспрессии MMР-9 у больных ПКР с клинической стадией, патологическим классом и склонностью к метастазированию (р<0,01).

В исследовании [14] в образцах сыворотки крови от пациентов с ПКР уровень ММР-9 был в 2 раза выше, чем у пациентов с онкоцитомой. Подобные данные были получены П. В. Глыбочко и соавт. [15]: уровень MMР-9 у 75 пациентов с ПКР был повышен более чем в 10 раз по сравнению с таковым при другой патологии почек в контроле. При этом маркер ММР-9 продемонстрировал низкую диагностическую значимость при стадировании опухолевого процесса.

В исследовании [16] дисбаланс MMР/TIMР (тканевых ингибиторов матриксных металлопротеиназ), в том числе повышенная секреция ММР-2 и ММР-9 и снижение активности TIMР-1, служит одним из механизмов, с помощью которых избыточно продуцируемый онкогенный белок Skp2 в злокачественных опухолях человека и являющийся предиктором неблагоприятного прогноза путем стимуляции пролиферации клеток и повышения возможности метастазирования опухоли ускоряет его проникновение в клетку [16]. Кроме того, в исследовании [17] показано, что дисбаланс содержания ММР-9 и TIMP-2 в сыворотке крови может быть использован в качестве нового биомаркера прогнозирования прогрессирования заболевания у пациентов с метастатическим ПКР при таргетной терапии сунитинибом.

С учетом важной роли ММР в инвазии опухоли и метастазировании в настоящее время несколько фармацевтических компаний ведут разработку низкомолекулярных ингибиторов ММР для клинического применения [18, 19].

Также показано, что ММР-9 участвует в процессе роста опухоли и обеспечивает туморогенность путем деградации компонентов внеклеточного матрикса, следствием чего является повышенный выброс факторов роста [20]. Один из таких факторов – инсулиноподобный фактор роста 1 (insulin-like growth factor-1 – IGF-1)). Известно, что IGF-1 играет важную роль в защите от апоптоза и регуляции клеточного роста. В исследовании содержания IGF-1 in vitro установлено, что его повышенная экспрессия в клетках ПКР связана с плохим прогнозом [21]. Эксперименты на культуре клеток продемонстрировали, что уровень рецепторов к IGF-1 регулирует выживаемость и пролиферацию опухолевых клеток [22].

IGF-1 – профибротический медиатор, синтезируемый активированными макрофагами и лимфоцитами на начальном этапе воспалительного ответа, действующий как мощный митоген и стимулятор синтеза коллагена фибробластами [23]. В нормальных условиях IGF-1 не оказывает митогенного действия на клетки проксимальных канальцев [24]. Под влиянием IGF-1 на фоне ишемии и/или реперфузионной травмы почечной паренхимы происходит усиление синтеза ДНК в регенерирующих клетках проксимальных канальцев [25, 26].

В то же время ряд исследователей связывает изменения концентрации IGF-1 с угнетением почечной функции, протеинурией и развитием фиброза [27, 28]. При этом в случае возникающего почечного повреждения происходит увеличение экспрессии IGF-1, что косвенно указывает на снижение репаративных возможностей ткани почки [29]. В работе А. Н. Россоловского и соавт. [30] показано, что активация репаративных процессов на фоне операционной травмы сопровождается повышением уровня IGF-1. Кроме того, проанализирована взаимосвязь IGF-1 c различными факторами риска ренальной дисфункции, которая выявила корреляцию уровня IGF-1 с длительностью заболевания и наличием предшествовавших оперативных вмешательств на почке в анамнезе [30]. Продукция IGF-1 приводит к снижению сопротивления почечных сосудов с последующим повышением клубочковой перфузии, реабсорбции натрия и воды и в свою очередь способствует развитию отека мягких тканей и гипертрофии клубочков [31]. Кроме того, имеется опосредованное влияние IGF-1 на регуляцию скорости клубочковой фильтрации (СКФ) через активацию вазодилатационных механизмов [32].

В исследовании, проведенном на 280 пациентах с ПКР, которым выполнялась традиционная нефрэктомия, продемонстрировано, что у 70% пациентов с экспрессией IGF-1 присутствует повышенный риск смерти по сравнению с больными ПКР, которые имели опухоли, не сопровождавшиеся экспрессией IGF-1 [33]. Клетки ПКР с высоким уровнем экспрессии IGF-1 к химиотерапии более устойчивы, чем клетки с низкой экспрессией [34]. Обнаружение IGF-1 в почечной ткани на ранней стадии ПКР ассоциируется с повышенным риском высокого агрессивного роста и неблагоприятным прогнозом [35].

Несмотря на различные подходы к диагностике и ведению пациентов с ПКР, «золотым» стандартом в лечении локализованного РП на протяжении 50 лет считается радикальная нефрэктомия [36–38]. В последнее десятилетие наблюдается тенденция к увеличению частоты использования органосохраняющих вмешательств [39]. По данным реестра случаев рака Национального института рака (США), основанном на наблюдении, эпидемиологии и конечных результатах (SEER) исследований и охватывающем примерно 28% населения США, в 2009 г. впервые процент резекций почки превысил процент нефрэктомий у пациентов с ПКР, имеющих опухоль размером менее 4 см [40].

Совершенствование и широкое применение технологий визуализации обеспечили выявление опухолей меньших размеров и на более ранних стадиях, что позволило более широко использовать резекцию почки. Для пациентов с небольшой почечной кортикальной опухолью нефрэктомия служит независимым фактором риска развития хронической болезни почек (ХБП) [41]. Последние десятилетия ознаменовались началом новой эрой лечения локальных форм ПКР – эрой консервативного или нефронсохраняющего принципа хирургического лечения. В отношении большинства пациентов с небольшими (до 3 см) опухолями почечной паренхимы следует рассматривать органосберегающие варианты оперативного пособия, поскольку снижение функции почек увеличивает риск сердечно-сосудистых событий и общей смертности в долгосрочной перспективе [42].

Минимально инвазивная лапароскопическая нефрэктомия по сравнению с открытой лапаротомией позволяет существенно сокращать сроки госпитализации и время оперативного вмешательства, уменьшать объем кровопотери, снижать интенсивность болевого синдрома и возможность последующей инвалидизации; сохраняет почечную массу, обеспечивает более быстрое восстановление и долгосрочную почечную функцию в перспективе [43].

Проведенные за последнее десятилетие экспериментальные и клинические исследования указывают на то, что при наличии технической возможности резекция почки обеспечивает эквивалентной нефрэктомией онкологические результаты, максимально при этом сохраняя функцию почек, что приводит к предотвращению или замедлению начала ХБП и снижению связанной с ней сердечно-сосудистой заболеваемости и смертности [44].

С другой стороны, резекция почки технически более сложна по сравнению с традиционной нефрэктомией. Так, J. Simhan и соавт. [45], используя классификацию послеоперационных осложнений Clavien–Dindo, показали, что даже после небольших по объему резекций почечной ткани с опухолью возникают как малые, так и большие осложнения с частотой 26,7 и 11,5% соответственно.

В исследовании [46] отмечено значительное сокращение числа случаев почечной дисфункции у больных ПКР, подвергшихся органосохраняющему вмешательству, по сравнению с радикальной нефрэктомией в течение среднего периода наблюдения 6,7 года. Однако благотворное влияние на конечную СКФ не привело к улучшению общей выживаемости в течение среднего периода наблюдения 9,3 года в группе пациентов, перенесших органосохраняющее вмешательство [46]. В то же время данные об изменениях функции почек после нефрэктомии или резекции почки у пациентов с почечной опухолью размером более 4 см в настоящее время ограничены [47].

Таким образом, исследования в данном направлении могут послужить основой при разработке принципов лечения и позволят индивидуализировать подход к выбору хирургического вмешательства, чтобы улучшить общую выживаемость и качество жизни пациента [48].

Двунаправленная связь между раком почки и ХБП уже давно признана и стала предметом более пристального изучения после выделения новой субспециальности – онконефрология [49, 50]. Важными задачами онконефрологии стали диагностика функционального состояния почек у больных с ПКР, прогнозирование острого почечного повреждения (ОПП) и прогрессирования ХБП в послеоперационном периоде [51, 52].

Эпизоды ОПП, обусловленные хирургической травмой, приводят к развитию клеточного ответа, сопровождающегося каскадом иммунологических реакций, с исходом в нефросклероз [53]. Именно поэтому ранняя диагностика ОПП при хирургическом лечении приобретает первостепенное значение. При этом способам оценки объема поражения почечной паренхимы, адекватности маркеров почечных функций и статистическим методам обработки полученных данных также уделяется недостаточно внимания [54]. Классические методы оценки функции почек, остающиеся неизменными в течение нескольких десятилетий, недостаточно чувствительны, особенно в условиях ранней диагностики ОПП [55]. Традиционно в клинической практике ОПП диагностируется на основании гиперкреатининемии и снижения СКФ, как правило, сопровождающихся олигурией или анурией [56, 57].

В последние годы в литературе обсуждается возможность использования некоторых биомаркеров для прогнозирования развития и исходов ОПП [58–61]. В первом официальном документе, регламентирующем возможность их ограниченного использования в доклинических и клинических исследованиях, было рекомендовано 7 биомаркеров почечного повреждения (креатинин сыворотки крови, N-Acetyl-β-D-glucosaminidase, NGAL [neutrophil gelatinase–associated lipocalin], KIM-1, интерлейкин 18 [IL-18], netrin-1 и MCP-1) [62]. При этом диагностика ОПП достигается путем регистрации повышенного содержания в моче белков и ферментов секретирующихся эпителием проксимальных канальцев [63, 64].

Наибольшее внимание в настоящее время привлекает количественное определение в моче NGAL и IL-18 [65–67].

Впервые NGAL был выделен из супернатанта активированных нейтрофилов человека и был соответственно назван [68]. Дальнейшие исследования показали, что хотя NGAL действительно выходит в плазму из вторичных гранул активированных нейтрофилов, но синтезироваться он может в разных органах и в разных типах клеток [69]. NGAL служит переносчиком различных лигандов, в том числе сидерофоров, которые продуцируются бактериями с целью транспортировки слаборастворимых гидроксильных комплексов, содержащих необходимые для нормального функционирования бактериальной клетки ионы железа. Это свойство определяет бактериостатический эффект данной молекулы, поскольку, связывая сидерофоры микроорганизмов, NGAL ограничивает поступление в них железа, что ведет к уменьшению бактериального роста.

Повышенный синтез NGAL в деградирующих тканях позволяет считать, что этот белок принимает участие, с одной стороны, в процессе апоптоза,с другой – в повышении выживаемости поврежденных клеточных структур [70]. In vitro в культивируемых клетках собирательных трубок NGAL стимулирует преобразование эпителиальных клеток в тубулярные структуры [71]. В эксперименте NGAL проявляет себя одним из наиболее быстрореагирующих маркеров ранней фазы ишемического повреждения почек (в течение 2 ч), коррелирующих с длительностью ишемии [72]. Поскольку характерной чертой NGAL является способность в ответ на ренальные повреждения специфически связывать сидерофоры (железопереносящие белки), уровень NGAL в плазме, почках и в моче резко возрастает, что играет определяющую роль в обеспечении выживания поврежденных ренальных клеток и их дальнейшей пролиферации [73–75]. Таким образом, основной функцией NGAL при развитии повреждений ренального эпителия являются регенерация эпителия и предотвращение дальнейшего развития ОПП [76].

В ряде исследований показано, что при повреждении почечных канальцев происходит повышение уровня NGAL как в сыворотке крови (в 7–16 раз), так и в моче (в 25–1000 раз) [77, 78].

Увеличение концентрации NGAL, регистрируемое раньше, чем повышение уровня сКр (сывороточного креатинина), является также перспективным прогностическим маркером ХБП [79]. Принципиально важно, что при ХБП повышение уровней NGAL носит менее выраженный характер, чем при ОПП [80]. По данным D. Bolignano и соавт. [81], уровни NGAL в моче прямо коррелировали с тяжестью протеинурии и обратно – с остаточными функциями почек. При этом каждое повышение содержания NGAL в моче на 10 нг/мл связано с увеличением риска прогрессирования ХБП на 3%, а повышение сывороточного NGAL на 10 нг/мл повышает этот риск на 2%. Авторы полагают, что у пациентов с ХБП уровни NGAL достоверно отражают наличие ренальных повреждений и являются сильным и независимым маркером прогрессирования ХБП [82].

Предложена интересная теория «горящего леса», объясняющая связь NGAL и СКФ [83]. Согласно этой теории, рост уровня NGAL есть не только пассивное следствие снижения почечного клиренса, но и результат «горящих» (поврежденных) тубулярных клеток, тогда как рост концентрации сКр и снижение СКФ есть всего лишь пассивный результат потери функционирующих нефронов. Отсюда следует, что NGAL является индикатором в реальном времени активного повреждения почечной паренхимы при ХБП.

В то же время NGAL у людей был первоначально идентифицирован как белок массой 25 kDa, ковалентно связанный с ММР-9 в человеческих нейтрофилах [84], которые обычно обеспечивают основной клеточный источник циркулирующих молекул NGAL. Путем формирования комплекса ММР-9–NGAL NGAL защищает ММР-9 от протеолитической деградации, повышая ферментативную активность ММР-9, и в последующем способствует расширению зоны опухолевой инвазии [85]. Высокие концентрации комплекса ММР-9–NGAL в сыворотке крови ассоциировались с более короткой безрецидивной выживаемостью и низкими показателями общей выживаемости [86].

В работе A. Viau et al. (2010) было показано, что уменьшение числа функциональных нефронов вызывает молекулярные и клеточные события, способствующие компенсаторному росту остальных. При этом одним из механизмов отрицательного влияния NGAL на пролиферацию тубулярного эпителия и последующее прогрессирование ХБП является его опосредованный митогенный эффект за счет активации эпидермального фактора роста по рецепторзависимому механизму [87].

А. Di Carlo и соавт. [20], измерив концентрацию ММР-9 и NGAL в сыворотке крови и моче пациентов с ПКР с помощью ИФА, выявили статистически значимое повышение их уровня (p≤0,05). Однако не было выявлено какой-либо корреляции с типом заболевания, стадией или степенью инвазии. В то же время в работе [21] показатель NGAL в моче у больных ПКР<2,4 нг/мл указывает на достаточную сохранность нефронов. Проведение резекции почки таким пациентам не усиливает повреждения тубулярных клеток в пораженной ПКР почке и восстанавливает нормальную работу этих клеток в контралатеральной почке. Концентрация NGAL в моче до операции >3,0 нг/мл – неблагоприятный признак, свидетельствующий об отсутствии резервных возможностей нефрона. У таких больных тепловая ишемия приводит к еще большему повреждению тубулярных клеток в обеих почках, что может явиться дополнительным фактором развития ОПП, который должен учитываться при выборе тактики хирургического лечения [52].

Что касается изучения еще одного значимого маркера ОПП – IL-18, являющегося членом семейства цитокинов, в качестве маркера онкогенеза, то хотелось бы отметить, что первоначально он был описан в 1989 г. как интерферон-гамма-индуцирующий фактор [88]. Интерлейкин-18 продуцируется различными клетками, в том числе Т- и В-клетками, а также рядом антигенпредставляющих клеток, включая активированные моноциты, дендритные клетки и макрофаги, которые могут регулировать как врожденные, так и адаптивные иммунные реакции [89]. Показано, что IL-18 может обладать противоопухолевым эффектом, стимулировать естественные клетки-киллеры и Т-клетки, способствующие главным образом повышению иммунной защиты организма против опухолевых клеток путем активации и индукции продуцирования интерферона-γ. Механизмы защиты хозяина против рака весьма сложны, включая подавление роста опухоли, индукцию апоптоза раковых клеток и ингибирование ангиогенеза [90].

Более высокая экспрессия IL-18 обнаружена в различных раковых клетках по сравнению с контролем, что обусловлено способностью IL-18 индуцировать ангиогенез, миграцию, пролиферацию и иммунный ответ [91]. Эти данные подтверждают ассоциативные связи между геном IL-18 и риском развития рака, но остаются спорными.

По данным некоторых авторов, IL-18 весьма специфичен для ОПП, так как на его уровень не влияют большинство нефротоксинов, ХБП, инфекция мочевого тракта, нефротический синдром или преренальная азотемия [92]. Определение повышенного уровня IL-18 в моче предсказывает наличие ОПП за 24 ч до роста уровня сКр [93].

IL-18 может служить в качестве маркера травмы проксимальных канальцев при остром канальцевом некрозе и для более точной количественной оценки степени острого ишемического и/или канальцевого повреждения [94]. Раннее повышение IL-18 в моче коррелирует с тяжестью ОПП, а также со смертностью, однако не обладает способностью прогнозировать последующее развитие почечной недостаточности [95].

Систематические обзоры литературы и клинический опыт показывают, что почечно-клеточный рак является чрезвычайно гетерогенным заболеванием, имеющим разный прогноз. Традиционно используемые прогностические факторы при ПКР включают анатомические (классификации tnm, размеры опухоли), морфологические (класс по Фурман, подтип, гистологические исследования) и клинические данные. В связи с чем растет число разработок комбинированных моделей и номограмм, включающих в том числе маркеры молекулярных механизмов развития ПКР.

Вместе с тем до настоящего времени не предложен универсальный биомаркер для скрининга и последующей оценки прогрессирования ПКР и состояния почечной паренхимы. Идентификация конкретной биомолекулярной картины ПКР – сложная задача, что определяет необходимость разработки и выявление кластера биомаркеров ПКР, позволяющего как охарактеризовать степень инвазивности ПКР, так и оценить риск прогрессивного снижения функции почек после радикального удаления опухоли.


Литература


1. Solarek W., Czarnecka A.M., Escudier B. Insulin and IGFs in renal cancer risk and progression. Endocr Relat Cancer. 2015;22(5):253–264.

2. Chinello C., L’imperio V., Stella M. The proteomic landscape of renal tumors. Expert Rev Proteomics. 2016;13(12):1103–1120.

3. Kogan M.I., Ahohov Z.M., Gusev A.A., Pasechnik D.G. Molecular – biological factors predicting the course of renal cell cancer (literature review). Oncourology. 2016;12(3):45–51. Russian (Коган М.И., Ахохов З.М., Гусев А.А., Пасечник Д.Г. Молекулярно-биологические факторы прогнозирования течения почечно-клеточного рака (обзор литературы). Онкоурология. 2016;12(3):45–51).

4. Alyaev Yu.G., Grigoryan Z.G., Levko A.A. Two-sided asynchronous kidney cancer. Oncourology. 2010;2:14–21. Russian (Аляев Ю.Г., Григорян З.Г., Левко А.А. Двусторонний асинхронный рак почек. Онкоурология. 2010;2:14–21).

5. Mustafa G., Ilhan G., Necip P. Nature of lesions undergoing radical nephrectomy for renal cancer. Asian Pac J Cancer Prev. 2012;13(9):4431–4433.

6. Morrissey J.J., London A.N., Luo J., Kharasch E.D. Urinary Biomarkers for the Early Diagnosis of Kidney Cancer. Mayo Clin Proc. 2010;85(5):413–421.

7. Banyra O.B., Story A.A., Shulyak A.V. Markers of tumor growth in the diagnosis of kidney cancer. Experimental and clinical urology. 2011;4:72–78. Russian (Баныра О.Б., Строй А.А, Шуляк А.В. Маркеры опухолевого роста в диагностике рака почки. Экспериментальная и клиническая урология. 2011;4:72–78).

8. Li M., Rathmell W.K. The Current Status of Biomarkers for Renal Cell Carcinoma. 2011;153–157.

9. Tang Y., Nakada M.T., Kesavan P., McCabe F. Extracellular matrix metalloproteinase inducer stimulates tumor angiogenesis by elevating vascular endothelial cell growth factor and matrix metalloproteinases. Cancer Res. 2005;65(8):3193–3199.

10. Zhang L., Xul B., Chen S., Lu K., Liu C., Wang Y., Zhao Y., Zhang X., Liu D., Chen M. The complex roles of microRNAs in the metastasis of renal cell carcinoma. J Nanosci Nanotechnol. 2013;13:3195–3203.

11. Kakurina G.V., Kondakova I.V., Choynzonov E.L. Degradome Components in Progression of Squamous Cell Carcinoma of the Head and Neck. Annals of the Russian academy of medical sciences. 2015;70(6):684–693. Russian (Какурина Г.В., Кондакова И.В., Чойнзонов Е.Л. Компоненты системы деградома в прогрессии плоскоклеточных карцином головы и шеи. Вестник Российской Академии медицинских наук. 2015;6:684–693).

12. Wu D., Pan H., Zhou Y., Zhou J. MicroRNA-133b downregulation and inhibition of cell proliferation, migration and invasion by targeting matrix metallopeptidase-9 in renal cell carcinoma. Mol Med Rep. 2014;9(6):2491–2498.

13. Lin H., Pan J.C., Zhang F.M., Huang B., Chen X., Zhuang J.T., Wang H., Mo C.Q., Wang D.H., Qiu S.P. Matrix metalloproteinase-9 is required for vasculogenic mimicry by clear cell renal carcinoma cells. Urol Oncol. 2015;33(4):168.

14. DI Carlo A. Matrix metalloproteinase-2 and – 9 and tissue inhibitor of metalloproteinase-1 and -2 in sera and urine of patients with renal carcinoma. Oncol Lett. 2014;7(3):621–626.

15. Glybochko P.V., Zacharova N.B., Ponukalin A.N., Durnov D.A., Shachpazyan N.K. Diagnostic value of angiogenesis rates in renal-cell carcinoma. Cancer Urology. 2011;7(3):25–30. Russian (Глыбочко П.В., Захарова Н.Б., Понукалин А.Н., Дурнов Д.А., Шахпазян Н.К. Диагностическое значение показателей ангиогенеза при раке почки. Онкоурология. 2011;7(3):25–30).

16. Lu H., Cao X., Zhang H. Imbalance between MMP-2, 9 and TIMP-1 promote the invasion and metastasis of renal cell carcinoma via SKP2 signaling pathways. Tumour Biol. 2014;35(10):9807–9813.

17. Miyake H., Nishikawa M., Tei H., Furukawa J. Significance of circulating matrix metalloproteinase-9 to tissue inhibitor of metalloproteinases-2 ratio as a predictor of disease progression in patients with metastatic renal cell carcinoma receiving sunitinib. Urol Oncol. 2014;32(5):584–588.

18. Chen S.J., Yao X.D., Peng B.O., Xu Y.F., Wang G.C., Huang J., Liu M., Zheng J.H. Epigallocatechin-3-gallate inhibits migration and invasion of human renal carcinoma cells by downregulating matrix metalloproteinase-2 and matrix metalloproteinase-9 Exp. Ther Med. 2016;11(4):1243–1248.

19. Zhou Q., Gil-Krzewska A., Peruzzi G., Borrego F. Matrix metalloproteinases inhibition promotes the polyfunctionality of human natural killer cells in therapeutic antibody-based anti-tumour immunotherapy. Clin Exp Immunol. 2013;173(1):131–139.

20. Аngelina Di Carlo. Evaluation of neutrophil gelatinase-associated lipocalin (NGAL), matrix metalloproteinase-9 (MMP-9) and their complex MMP-9/NGAL in sera and urine of patients with kidney tumors. Oncol Lett. 2013;5(5):1677–1681.

21. Sarfstein R., Werner H. Minireview: nuclear insulin and insulin-like growth factor-1 receptors: a novel paradigm in signal transduction. Endocrinology. 2013;154(5):1672–1679.

22. Tracz A.F., Szczylik C., Porta C., Czarnecka A.M. Insulin-like growth factor-1 signaling in renal cell carcinoma. BMC Cancer. 2016;16:453.

23. Allen J.T., Bloor C.A., Knight R.A., Spiteri M.A. Expression of insulin-like growth factor binding proteins in bronchoalveolar lavage fluid of patients with pulmonary sarcoidosis. Am J Respir Cell Mol Biol. 1998;19(2):250–258.

24. Padanilam B.J, Martin D.R, Hammerman M.R. Insulin-like growth factor I-enhanced renal expression of osteopontin after acute ischemic injury in rats. Endocrinology. 1996;137:2133–2140.

25. Matejka G.L., Jennische E. IGF I binding and IGF mRNA expression in the post-ischemic regenerating rat kidney. Kidney Int. 1992;42:1113–1123.

26. Miller S.B, Martin D.R., Kissane J., Hammerman M.R. Hepatocyte growth factor accelerates recovery from acute ischemic renal injury in rats. Am J Physiol. 1994;266:129–134.

27. Yildiz B., Kural N., Colak O., Ak I., Akcar N. IGF-1, IGFBP-3, VEGF and MMP-9 levels and their potential relationship with renal functions in patients with compensatory renal growth. Clin Physiol Funct Imaging. 2008;28(2):107–112.

28. Rabkin R., Schaefer F. New concepts: growth hormone, insulin-like growth factor-I and the kidney. Growth Horm IGF Res. 2004;14(4):270–276.

29. Marc R. Hammerman. The growth hormone-insulin-like growth factor axis in kidney re-revisited. Nephrol Dial Transplant. 1999;14:1853–1860.

30. Rossolovsky A.N., Popkov V.M., Ponukalin A.N., Blumberg B.I., Zakharova N.B., Berezinets O.L. Clinical significance of excretion of insulin-like growth factor-1 in urine in patients with nephrolithiasis. Kursk medical bulletin «Man and his health». 2010;3:58–63. Russian (Россоловский А.Н., Попков В.М., Понукалин А.Н., Блюмберг Б.И., Захарова Н.Б., Березинец О.Л. Клиническое значение экскреции инсулиноподобного фактора роста-1 с мочой у больных с нефролитиазом. Курский медицинский вестник «Человек и его здоровье». 2010;3:58–63).

31. Kamenicky P., Mazziotti G., Lombes M., Giustina A., Chanson P. Growth hormone, insulin-like growth factor-1, and the kidney: pathophysiological and clinical implications. Endocr Rev. 2014;35(2):234–281.

32. Marc R.H. The growth hormone-insulin-like growth factor axis in kidney re-revisited. Nephrol Dial Transplant. 1999;14:1853–1860.

33. Parker A., Cheville J.C., Lohse C., Cerhan J.R., Blute M.L. Expression of insulin-like growth factor I receptor and survival in patients with clear cell renal cell carcinoma. J Urol. 2003;170(2 Pt 1):420–424.

34. Tracz A.F., Szczylik C, Porta C. Insulin-like growth factor-1 signaling in renal cell carcinoma. BMC Cancer. 2016;12(16):453.

35. Aleksic T., Chitnis M.M., Perestenko O.V., Gao S., Thomas P.H., Turner G.D., Protheroe A.S., Howarth M., Macaulay V.M. Type 1 insulin-like growth factor receptor translocates to the nucleus of human tumor cells. Cancer Res. 2010;70(16):6412–6419.

36. Seregin A.V, Laurent O.B., Ashugian V.R. Factors predicting survival in kidney cancer. Oncourology. 2009;5(2):15–21. Russian (Серегин А.В., Лоран О.Б., Ашугян В.Р. Факторы прогноза выживаемости при раке почки. Онкоурология. 2009;5(2):15–21).

37. Huang W.C., Atoria C.L., Bjurlin M., Pinheiro L.C., Russo P., Lowrance W.T., Elkin E.B. Management of small kidney cancers in the new millennium: contemporary trends and outcomes in a population-based cohort. JAMA Surgery. 2015;150(7):664–672.

38. Meeks J.J., Gonzalez C.M. Standard of care for small renal masses in the 21st century. JAMA Surgery. 2015;150(7):672–673.

39. Tracz A.F., Szczylik C., Porta C., Czarnecka A.M. Insulin-like growth factor-1 signaling in renal cell carcinoma. BMC Cancer. 2016;16:453.

40. Ha S.C., Zlomke H.A., Cost N., Wilson S. The Past, Present, and Future in Management of Small Renal Masses. J Oncol. 2015:364807.

41. Kim S.H., Lee S.E., Hong S.K., Jeong C.W., Park Y.H., Kim Y.J., Kang S.H., Hong S.H., Choi W.S., Byun S.S. Incidence and risk factors of chronic kidney disease in korean patients with t1a renal cell carcinoma before and after radical or partial nephrectomy. Jpn J Clin Oncol. 2013;43:1243–1248.

42. Huang W.C., Elkin E.B., Levey A.S., Jang T.L., Russo P. Partial nephrectomy versus radical nephrectomy in patients with small renal tumors-is there a difference in mortality and cardiovascular outcomes? J Urol. 2009;181:55–61.

43. Rini B.I., Campbell S.C., Escudier B. Renal cell carcinoma. Lancet 2009;373(9669):1119–1132.

44. Ghoneim T.P., Sjoberg D.D., Lowrance W. Partial nephrectomy for renal tumors in solitary kidneys: postoperative renal function dynamics. World J Urol. 2015;33(12):2023–2029.

45. Simhan J., Smaldone M.C., Tsai K.J., Canter D.J., Li T., Kutikov A., Viterbo R., Chen D.Y., Greenberg R.E., Uzzo R.G. Objective measures of renal mass anatomic complexity predict rates of major complications following partial nephrectomy. European Urology. 2011;60(4):724–730.

46. Scosyrev E., Messing E. M., Sylvester R., Campbell S., Van Poppel H. Renal function after nephron-sparing surgery versus radical nephrectomy: results from EORTC randomized trial 30904. European Urology. 2014;65(2):372–377.

47. Kim C.S., Bae E.H., Ma S.K. Impact of partial nephrectomy on kidney function in patients with renal cell carcinoma. BMC Nephrol. 2014;15:181.

48. Ha S.C., Zlomke H.A., Cost N., Wilson S. The Past, Present, and Future in Management of Small Renal Masses. J Oncol. 2015;2015:364807.

49. Izzedine H., Perazella M.A. Onco-nephrology: an appraisal of the cancer and chronic kidney disease links. Nephrol Dial Transplant. 2015;30(12):1979–1988.

50. Kitai Y., Matsubara T., Yanagita M. Onco-nephrology: current concepts and future perspectives. Jpn J Clin Oncol. 2015;45(7):617–628.

51. Lameire N., Vanholder R., Van Biesen W., Benoit D. Acute kidney injury in critically ill cancer patients: an update. Crit Care. 2016;20(1):209.

52. Keith O.I., France E.M., Dimitriadi S.N., Kapliev I.V. The role of markers of acute renal damage in the choice of tactics for surgical treatment of patients with kidney cancer. Oncourology. 2015;11(3):34–39. Russian (Кит О.И., Франциянц Е.М., Димитриади С.Н., Каплиева И.В. Роль маркеров острого повреждения почек в выборе тактики хирургического лечения больных раком почки. Онкоурология. 2015;11(3):34–39).

53. Ariarajah N., Gerstel E., Martin P.Y., Ponte B. Biomarkers in acute kidney injury: an update. Rev Med Suisse. 2011;7(284):490–496.

54. Papayan A.V., Arkhipov V.V., Beresneva E.A. Markers of kidney function and evaluation of the progression of renal failure. Ter. archive. 2004;4:83–90. Russian (Папаян А.В., Архипов В.В., Береснева Е.А. Маркеры функции почек и оценка прогрессирования почечной недостаточности. Тер.архив. 2004;4:83–90).

55. Mori K., Nakao K. Neutrophil gelatinase-associated lipocalin as the real-time indicator of active kidney damage. Kidney Int. 2007;71:967–970.

56. Mehta R.L., Kellum J.A., Shah S.V., Molitoris B.A., Ronco C., Warnock D.G., Levin A. Acute Kidney Injury Network. Acute Kidney Injury Network: report of an initiative to improve outcomes in acute kidney injury. Crit Care. 2007;11:31.

57. Hoste E.A., Clermont G., Kersten A., Venkataraman R., Angus D.C., De Bacquer D., Kellum J.A. RIFLE criteria for acute kidney injury are associated with hospital mortality in critically ill patients: a cohort analysis. Crit Care. 2006;10(3):73.

58. Rossolovsky A.N., Glybochko P.V., Popkov V.M., Polozov A.B., Ponukalin A.N., Zakharova N.B., Berezinets O.L., Blyumberg B.I. Differentiated approach to renal damage assessment in patients with urolithiasis by noninvasive markers. Saratov Journal of Medical Scientific Research. 2010;6(3):708–715. Russian (Россоловский А.Н., Глыбочко П.В., Попков В.М., Полозов А.Б., Понукалин А.Н., Захарова Н.Б., Березинец О.Л., Блюмберг Б.И. Дифференцированный подход к оценке почечного повреждения у больных мочекаменной болезнью с помощью неинвазивных маркеров. Саратовский научно-медицинский журнал. 2010;6(3):708–715).

59. Rosner M.H. Urinary biomarkers for the detection of renal injury. Adv Clin Chem. 2009;49:73–97.

60. Waanders F., van Timmeren M.M., Stegeman C.A., Bakker S.J., van Goor H. Kidney injury molecule-1 in renal disease. J Pathol. 2010;220(1):7–16.

61. Popkov V.M., Tarasenko A., Maslyakova G.N., Rossolovsky A.N., Zakharova N.B., Berezinets O.L., Lomakin D.V. Biomolecular assessment of renal function in various types of surgical treatment of renal cell carcinoma. Saratov Journal of Medical Scientific Research. 2017;13(1):73–77. Russian (Попков В.М., Тарасенко А.И., Маслякова Г.Н., Россоловский А.Н., Захарова Н.Б., Березинец О.Л., Ломакин Д.В. Биомолекулярная оценка почечной функции при различных видах оперативного лечения почечно-клеточного рака. Саратовский научно-медицинский журнал. 2017;13(1):73–77).

62. Dieterle F., Sistare F., Goodsaid F., Papaluca M., Ozer J.S., Webb C.P., Baer W., Senagore A., Schipper M.J., Vonderscher J., Sultana S., Gerhold D.L., Phillips J.A., Maurer G., Carl K., Laurie D., Harpur E., Sonee M., Ennulat D., Holder D., Andrews-Cleavenger D., Gu Y.Z., Thompson K.L., Goering P.L., Vidal J.M., Abadie E., Maciulaitis R., Jacobson-Kram D., Defelice A.F., Hausner E.A., Blank M., Thompson A., Harlow P., Throckmorton D., Xiao S., Xu N., Taylor W., Vamvakas S., Flamion B., Lima B.S., Kasper P., Pasanen M., Prasad K., Troth S., Bounous D., Robinson-Gravatt D., Betton G., Davis M.A., Akunda J., McDuffie J.E., Suter L., Obert L., Guffroy M., Pinches M., Jayadev S., Blomme E.A., Beushausen S.A., Barlow V.G., Collins N., Waring J., Honor D., Snook S., Lee J., Rossi P., Walker E., Mattes W. Renal biomarker qualification submission: a dialog between the FDA-EMEA and Predictive Safety Testing Consortium. Nat Biotechnol. 2010,28:455–462.

63. Ozer J.S, Dieterle F., Troth S. A panel of urinary biomarkers to monitor reversibility of renal injury and a serum marker with improved potential to assess renal function. Nat Biotechnol. 2010;28:486–494.

64. Melnikov V.Y., Molitoris B.A. Saudi J. Improvements in the diagnosis of acute kidney injury. Kidney Dis.Transpl. 2008;4(19):537–544.

65. Mishra J., Ma Q., Prada A., Mitsnefes M., Zahedi K., Yang J., Barasch J., Devarajan P. Identification of neutrophil gelatinase-associated lipocalin as a novel early urinary biomarker for ischemic renal injury. J Am Soc Nephrol. 2003;14:2534–2543.

66. Munshi R., Johnson A., Siew E.D., Ikizler T.A., Ware L.B., Wurfel M.M., Himmelfarb J., Zager R.A. MCP-1 gene activation marks acute kidney injury. J Am Soc Nephrol. 2011;22:165–175.

67. Bonventre J.V. Kidney injury molecule-1 (KIM-1): a specific and sensitive biomarker of kidney injury. Scand J Clin Lab Invest Suppl. 2008;241:78–83.

68. Kjeldsen L. Isolation and primary structure of NGAL, a novel protein associated with human neutrophil gelatinase. J Biol Chem. 1993;268:10425–10432.

69. Flower D.R., North A.C., Sansom C.E. The lipocalin protein family: structural and sequence overview. Biochim Biophys Acta. 2000;1482:9–24.

70. Tong Z. Neutrophil gelatinase-associated lipocalin as a survival factor. Biochem J. 2002;391:441–448.

71. Gwira J.A., Wei F., Ishibe S., Ueland J.M., Barasch J., Cantley L.G. Expression of neutrophil gelatinase associated lipoca-lin regulates epithelial morphogenesis in vitro. J Biol Chem. 2005;280:7875–7882.

72. Supavekin S., Zhang W., Kucherlapati R., Kaskel F.J,. Moore L.C., Devarajan P. Differential gene expression following early renal ischemia/reperfusion. Kidney Int. 2003;63:1714–1724.

73. Mishra J., Mori K., Ma Q., Kelly C., Yang J., Mitsnefes M., Barasch J., Devarajan P. Amelioration of ischemic acute renal injury by neutrophil gelatinase-associated lipocalin. J Am Soc Nephrol. 2004;15:3073–3082.

74. Mori K., Lee H.T., Rapoport D., Drexler I.R., Foster K., Yang J., Schmidt-Ott K.M., Chen X., Li J.Y., Weiss S., Mishra J., Cheema F.H., Markowitz G., Suganami T., Sawai K., Mukoyama M., Kunis C., D’Agati V., Devarajan P., Barasch J. Endocytic delivery of lipocalinsiderophore- iron complex rescues the kidney from ischemia-ischemia-reperfusion injury. J Clin Invest. 2005;115:610–621.

75. Schmidt-Ott K.M., Mori K., Kalandadze A. Neutrophil gelatinaseassociated lipocalin-mediated iron traffic in kidney epithelia. Curr Opin Nephrol Hypertens. 2006;15:442–449.

76. Schmidt-Ott K.M., Mori K., Li J.Y., Kalandadze A. Dual Action of Neutrophil Gelatinase-Associated Lipocalin. J Am Soc Nephrol. 2007;18:407–413.

77. Wagener G., Jan M., Kim M., Mori K., Barasch J.M., Sladen R.N, Lee H.T. As-sociation between increases in urinary neutrophil gelatinase-associated lipocalin and acute renal dysfunction after adult cardiac surgery. Anesthesiology. 2006;105:485–491.

78. Mishra J., Ma Q., Kelly C., Mitsnefes M., Mori K., Barasch J., Devarajan P. Kidney NGAL is a novel early marker of acute injury following transplantation. Pediatr Nephrol. 2006;21:856–863.

79. Wagener G., Jan M., Kim M., Mori K. Association between increases in urinary neutrophil gelatinase-associated lipocalin and acute renal dysfunction after adult cardiac surgery. Anesthesiology. 2006;105:485–491.

80. Malyszko J., Bachorzewska-Gajewska H., Sitniewska E. Serum neutrophil gelatinase-associated lipocalin as a marker of renal function in non-diabetic patients with stage 2–4 chronic kidney disease.Ren Fail. 2008;30(6):625–628.

81. Bolignano D., Coppolino G., Lacquaniti A. Pathological and prognostic value of urinary neutrophil gelatinase-associated lipocalin in macroproteinuric patients with worsening renal function. Kidney Blood Press Res. 2008;31(4):274–79.

82. Bolignano D., Lacquaniti A., Coppolino G., Campo S., Arena A., Buemi M. Neutrophil gelatinase associated lipocalin reflects the severity of renal impairment in subjects affected by chronic kidney disease. Kidney Blood Press Res. 2008;31:255–258.

83. Mori K., Nakao K. Neutrophil gelatinase-associated lipocalin as the real-time indicator of active kidney damage. Kidney Int. 2007;107(1):967–970.

84. Triebel S., Bläser J., Reinke H., Tschesche H. A 25 kDa alpha 2-microglobulin-related protein is a component of the 125 kDa form of human gelatinase. FEBS Lett. 1992;314:386–388.

85. Yan L., Borregaard N., Kjeldsen L., Moses M.A. The high molecular weight urinary matrix metalloproteinase (MMP) activity is a complex of gelatinase B/MMP and neutrophil gelatinase-associated lipocalin (NGAL) Modulation of MMP-9 activity by NGAL. J Biol Chem. 2001;276:37258–37265.

86. Perrin C., Patard J.J, Jouan F., Collet N., Théoleyre S. The neutrophil gelatinase-associated lipocalin, or LCN 2, marker of aggressiveness in clear cell renal cell carcinoma. Prog Urol. 2011;21(12):851–858.

87. Viau A.E., Karoui K., Laouari D., Burtin M., Nguyen C., Mori K., Pillebout E., Bertger T., Mak T.W., Knebelmann B., Friedlander G., Barasch J., Terzi F. Lipocalin 2 is essential for chronic kidney disease progression in mice and humans. J Clin Invest. 2010;120:4065–4076.

88. Dinarello C.A., Novick D., Kim S., Kaplanski G. Interleukin-18 and IL-18 binding protein. Front Immunol. 2013;4:289.

89. Srivastava S., Salim N., Robertson M.J. Interleukin-18: biology and role in the immunotherapy of cancer. Curr Med Chem. 2010;17:3353–3357.

90. Xin Yang, Man-Tang Qiu, Jing-Wen Hu. Association of Interleukin-18 Gene Promoter − 607 C>A and −137G>C Polymorphisms with Cancer Risk: A Meta-Analysis of 26 Studies. PLoS One. 2013;8(9):73671.

91. Park S., Cheon S., Cho D. The dual effects of interleukin-18 in tumor progression. Cell Mol Immunol. 2007;4:329–335.

92. Lisowska-Myjak B. Serum and urinary biomarkers of acute kidney injury. Blood Purif. 2010;4(29):357–365.

93. Zang, Z.D., Huang Y.Z., Yang Y., Guo F.M., Qiu H.B. Urinary neutrophil gelatinase-associated lipocalin and urinary interleukin-18 in early diagnosis of acute kidney injury in critically ill patients. Zhonghua Nei Ke Za Zhi. 2010;5(49):396–399.

94. Parikh C.R., Jani A., Melnikov V.Y., Faubel S., Edelstein C.L. Urinary interleukin-18 is a marker of human acute tubular necrosis. Am J Kidney Dis. 2004;43:405–414.

95. Urbschat A., Nicholas Obermüller N., Haferkamp A. Biomarkers of kidney injury. Biomarkers. 2011;16(1):22–30.


Об авторах / Для корреспонденции


А в т о р д л я с в я з и: Г. И. Маслякова – д.м.н., профессор, ФГБОУ ВО «Саратовский ГМУ им. В. И. Разумовского» Минздрава России, директор НИИ фундаментальной и клинической уронефрологии, Саратов, Россия;
e-mail: gmaslyakova@yandex.ru


Похожие статьи


Бионика Медиа