Экспрессия генов РСА3 и TMPRSS2:ERG в биоптатах при доброкачественной гиперплазии, интраэпителиальной неоплазии и раке предстательной железы


Д.С. Михайленко, Д.В. Перепечин, М.В. Григорьева, Т.А. Жинжило, Н.Ю. Сафронова, Г.Д. Ефремов, А.В. Сивков

1 НИИ урологии им. Н. А. Лопаткина – филиал ФГБУ НМИРЦ Минздрава России, Москва; 2 ФГБНУ «Медико-генетический научный центр», Москва
Морфологическое исследование биоптатов при подозрении на рак предстательной железы (РПЖ) зачастую представляет собой сложную задачу вследствие гетерогенности и мультифокальности опухолей. В то же время накоплены данные о потенциальных молекулярно-генетических маркерах РПЖ. Целью настоящей работы было определить экспрессию генов РСА3 и TMPRSS2:ERG в биоптатах при доброкачественной гиперплазии (ДГПЖ), интраэпителиальной неоплазии (ПИН) низкой и высокой степеней, РПЖ для выяснения диагностической значимости анализа экспрессии указанных генов при доброкачественных и предраковых изменениях в простате. Из 53 биоптатов выделяли РНК, проводили обратную транскрипцию, затем анализировали экспрессию генов методом ПЦР в реальном времени (ПЦР-РВ) и определяли показатель deltaCt, равный Ct(PCA3)–Ct(KLK3). При ДГПЖ среднее значение deltaCt составило 8,28±3,13, ПИН низкой степени – 8,56±2,64, ПИН высокой степени – 8,98±1,69, РПЖ – 1,08±2,36. Показано, что deltaCt не различается у пациентов с ДГПЖ, ПИН низкой и высокой степеней, тогда как достоверно увеличен при РПЖ относительно любой из трех вышеперечисленных групп (р<0,0001). Экспрессия TMPRSS2:ERG отсутствовала в образцах ДГПЖ, ПИН низкой и высокой степеней, но была выявлена в 40% (4/10) случаев РПЖ. Проведение ROC-анализа показало, что AUC (площадь под ROC-кривой с 95% доверительными интервалами, р<0,0001) составляет 0,98±0,02 при анализе сочетания гиперэкспрессии РСА3 и TMPRSS2:ERG. Таким образом, анализ экспрессии РСА3 и химерного онкогена TMPRSS2:ERG в биоптатах не позволяет проводить дифференциальную диагностику ДГПЖ, ПИН низкой и высокой степеней. Вместе с тем гиперэкспрессия РСА3 и экспрессия TMPRSS2:ERG характерны для РПЖ. Анализ экспрессии этих генов с помощью предложенной модификации ПЦР-РВ при пороговом уровне deltaCt 3,22 позволяет с диагностической точностью 90% выявлять в биоптатах РПЖ.

Введение. Рак предстательной железы (РПЖ) входит в число наиболее часто встречающихся опухолей у мужского населения России как по заболеваемости, так и в структуре смертности от злокачественных новообразований [1]. Скрининговым тестом на РПЖ является измерение концентрации простатспецифичного антигена (ПСА) в крови, положительный результат которого, подтвержденный при повторном исследовании, может служить показанием к биопсии. Морфологическое исследование вследствие гетерогенности и мультифокальности опухолей не всегда позволяет выявлять РПЖ в биоптатах предстательной железы и требует высокой квалификации патолога. Зачастую доброкачественные гиперпластические железистые структуры (ДГПЖ) соседствуют с фокусами интраэпителиальной неоплазии (ПИН) и аденокарциномы различной степени дифференцировки [2].

В настоящее время накоплены данные о молекулярно-генетических нарушениях при РПЖ, некоторые из которых рассматривают в качестве диагностических маркеров. В частности, методом дифференциального дисплея выявили кДНК гена PCA3 (prostate cancer gene 3), гиперэкспрессия которого характерна для РПЖ. Продукт гена PCA3 относится к некодирующим РНК, представлен рядом изоформ из-за альтернативного сплайсинга, разных сайтов инициации и терминации транскрипции, локализован внутри интрона 6-го гена PRUNE2, задействованного в регуляции клеточной пролифераци [3, 4]. Показано, что в аденокарциноме предстательной железы экспрессия РСА3 в 60–70 раз превышает таковую в морфологически не измененной ткани [5]. Анализ экспрессии РСА3 относительно тканеспецифичного контроля – экспрессии гена KLK3 – с помощью набора Progensa («Gene-Probe Inc.», США) в моче применяют для решения вопроса о целесообразности повторной биопсии у пациентов с подозрением на РПЖ при повышенном уровне ПСА и отрицательном результате первой биопсии [6]. Кроме того, опубликованы результаты исследований, проведенных более чем у 3000 пациентов, которые показали, что анализ экспрессии PCA3 в моче можно использовать при первичной диагностике как независимый предиктор обнаружения РПЖ [7].

Ген РСА3 гиперэкспрессируется в опухоли относительно нормальной ткани. В то же время любой онкомаркер, концентрация которого при наличии опухоли превышает его концентрацию в норме на некоторую величину, имеет, как правило, «серую зону» пограничных значений. С этим связана проблема выбора пограничного значения экспрессии PCA3. Например, при использовании Progensa пороговое значение для диагностики РПЖ составляет 35 баллов, для повышения чувствительности теста в скрининговых целях оно может быть снижено до 20–25 баллов [8, 9]. Показано, что анализ экспрессии РСА3 в моче не может быть использован для диагностики предопухолевых изменений (РПЖ против ПИН или ДГПЖ), хотя различие экспрессии этого гена в биоптатах РПЖ, ПИН, ДГПЖ и в норме, а также влияние инвазивных диагностических процедур и других факторов на его экспрессию остаются предметом дискуссии [10–12].

Анализ экспрессии РСА3 – информативный метод в диагностике РПЖ, однако для широкого применения РСА3 как индивидуального маркера целесообразно увеличить его диагностическую точность. Это может быть достигнуто при мультиплексном анализе РСА3 вместе с другими генами, экспрессия которых специфична для РПЖ, например TMPRSS2:ERG. При РПЖ образуются химерные гены, представляющие собой продукт слияния 5’-нетранслируемой области гена TMPRSS2, с генами семейства транскрипционных факторов ETS. В подавляющем большинстве случаев химерный ген представлен TMPRSS2:ERG, который выявляют в 30–50% случаев РПЖ. Образование этого химерного онкогена является ранним событием в канцерогенезе РПЖ. Существуют различные данные о его частоте в гиперплазированной ткани и предраковых изменениях предстательной железы: одни авторы свидетельствуют об отсутствии TMPRSS2:ERG при ДГПЖ и в нормальной ткани органа [13, 14], другие обнаружили его экспрессию в 8% ДГПЖ и 15% морфологически не измененной ткани, непосредственно прилегающей к РПЖ [15]. В очагах ПИН высокой и низкой степеней (ПИН ВС и ПИН НС соответственно) экспрессия TMPRSS2:ERG выявлена в 10–15% случаев [16, 17]. Иными словами, при высокой специфичности этого изменения для РПЖ относительно нормы значение TMPRSS2:ERG как маркера дифференциальной диагностики РПЖ и предраковых изменений, прежде всего ПИН ВС, требует дополнительной валидации.

Цель настоящей работы: определить экспрессию генов РСА3 и TMPRSS2:ERG в биоптатах ДГПЖ, ПИН НС и ПИН ВС, РПЖ для выяснения диагностической значимости экспрессии указанных генов при доброкачественных и предраковых изменениях в предстательной железе.

Материалы и методы. Исследовали материал 53 биопсий, включивший 10 образцов РПЖ (аденокарцинома), 9 – ПИН ВС, 21 – ПИН НС, 13 – ДГПЖ без ПИН. Все образцы были охарактеризованы патоморфологом и аннотированы необходимыми клиническими данными.

Выделение тотальной РНК осуществлено с помощью набора RecoverAll™ Total Nucleic Acid Isolation Kit («Ambion», США) методом сорбции нуклеиновых кислот на колонке с обработкой ДНКазой, последующей отмывкой спиртовыми растворами и эллюцией РНК в ТЕ-буфер.

Обратная транскрипция выполнена методом отжига случайных олигонуклеотидов с помощью набора High Capacity cDNA Reverse Transcription Kit («Applied Biosystems», США) в объеме реакционной смеси 20 мкл в соответствии с рекомендациями фирмы-производителя.

Полимеразная цепная реакция в реальном времени (ПЦР-РВ) проведена для определения экспрессии генов РСА3, TMPRSS2:ERG относительно внутреннего и тканеспецифического контроля (генов GAPDH и KLK3 соответственно). Реакционная смесь содержала 1 мкл раствора кДНК, полученного на предыдущем этапе, 10 мкл буферной смеси с полимеразой согласно протоколу производителя, 8 мкл деионизированной воды и 1 мкл смеси праймеров и TaqMan-зонда: РСА3 – Hs01371939_g1 (FAM), TMPRSS2:ERG – Hs03063375_ft (FAM), KLK3 – Hs02576345_m1 (FAM), GAPDH – huGAPDH-4326317E (VIC) («Applied Biosystems», США). Температурные параметры: 95°С 10 мин, затем 47 циклов 95°С 15 с, 60°С 1 мин. Каждый ген в отдельном образце анализирован в трех повторениях, определено среднее значение порогового цикла (Ct – threshold cycle), максимальное значение которого принято равным 45 циклам (рис. 1). ПЦР-РВ проведена в детектирующем термоциклере StepOnePlus («Applied Biosystems», США).

Статистический анализ результатов включил определение показателя deltaCt исследуемого гена относительно эндогенного контроля, сравнение групп по этому показателю с помощью двустороннего критерия Стьюдента с поправкой Welch, определение 95% доверительных интервалов (ДИ). Определена диагностическая точность при учете РСА3 как отдельного маркера, а также комбинации гиперэкспрессии РСА3 и экспрессии TMPRSS2:ERG. При сравнительном анализе по показателю deltaCt и построении диаграмм применены программы GraphPad Prism 6, Microsoft Exel.

Результаты. Качество выделения мРНК и обратной транскрипции проверено по внутреннему контролю – экспрессии гена GAPDH, выявленной во всех анализируемых образцах. В качестве эндогенного контроля был использован KLK3, кодирующий ПСА, характеризующийся тканеспецифичной экспрессией и часто применяемый в качестве такого контроля при сравнительном анализе экспрессии генов в предстательной железе [18, 19]. Одновременно с контролями определили Ct для исследуемых генов РСА3 и TMPRSS2:ERG. Для каждого образца вычислен показатель deltaCt, равный Сt(PCA3)–Ct(KLK3). Затем определили среднее значение deltaCt и стандартные отклонения в каждой из четырех исследуемых групп. Чем интенсивнее экспрессировался РСА3, тем ближе была точка Ct этого гена к Ct гена KLK3 и, соответственно, меньше был показатель deltaCt. При ДГПЖ значение deltaCt в среднем составило 8,28±3,13, при ПИН НС – 8,56±2,64, при ПИН ВС – 8,98±1,69, при РПЖ – 1,08±2,36. Показано, что deltaCt не различается у пациентов с ДГПЖ, ПИН ВС, ПИР НС (р>0,05), тогда как достоверно увеличен при РПЖ относительно любой из трех вышеперечисленных групп (р<0,0001, рис. 2). В дальнейшем ДГПЖ и ПИН разной степени объединили в одну контрольную группу (43 образца условной нормы). При сравнении deltaCt между РПЖ и объединенной условной нормой различия также были статистически значимыми (р<0,0001).

Далее вычислены диагностическая чувствительность и специфичность, а также диагностическая точность гиперэкспрессии РСА3. Проведение ROC-анализа показало, что AUC (площадь под ROC-кривой с 95% ДИ, р<0,0001) составляет 0,98±0,02, что является высоким показателем для лабораторных тестов. Среднее значение deltaCt условной нормы составило 8,56±2,59, при этом 90% значений deltaCt РПЖ лежали за пределами двух стандартных отклонений от объединенного контроля. При пороговом уровне deltaCt, равном 3,22, достигается оптимальное соотношение диагностических чувствительности и специфичности: 90% (95% ДИ – 55,5–99,8) и 97,7% (95% ДИ – 87,7–99,9) соответственно.

Экспрессия химерного онкогена TMPRSS2:ERG отсутствовала в ДГПЖ, ПИН низкой и высокой степеней, но была выявлена в 40% (4 из 10) случаев РПЖ. Как и в случае РСА3, первые три группы были объединены в одну контрольную группу. Если рассматривать гиперэкспрессию РСА3 с пороговым уровнем deltaCt, равным 3,22, и наличие экспрессии TMPRSS2:ERG как комбинацию двух независимых классифицирующих признаков при отнесении образца к контролю или РПЖ, то в нашем исследовании диагностическая точность не менялась (90%). Однако с учетом частоты встречаемости TMPRSS2:ERG она может возрасти до 94% при увеличении выборки РПЖ.

Обсуждение. Гиперэкспрессию РСА3 в РПЖ относительно контрольной группы (ДГПЖ, ПИН) наблюдали в 90% случаев, что соответствует данным других авторов, описывающих увеличение экспрессии этого гена при РПЖ в 90–95% случаев [10]. Полученные результаты согласуются с теми работами, в которых гиперэкспрессия РСА3 при РПЖ достоверно отличается от экспрессии при других патологических изменениях предстательной железы. Однако представленные результаты не подтверждают различия экспрессии РСА3 при ПИН ВС относительно ДГПЖ [20]. Полученные в настоящей работе результаты характеризуют экспрессию РСА3 в тканях. Оценка экспрессии этого гена в осадке мочи рекомендована для определения РПЖ при решении вопроса о повторной биопсии при возрастающем уровне ПСА и отрицательном результате первой биопсии, но также не позволяет дифференцировать ПИН и ДГПЖ от РПЖ [21]. Причем это показано не только в первых работах по использованию теста на РСА3 в осадках мочи с пороговым уровнем РСА3-Score 35, но и в мета-анализе с выделением подгрупп ПИН ВС и атипичной мелкоацинарной пролиферации при пороговом уровне РСА3-Score 20 [22].

Различия результатов могут объясняться, в частности, разными вариантами дизайна олигонуклеотидов. Ген РСА3 состоит из четырех экзонов, его РНК подвергается альтернативному сплайсингу, чаще всего за счет экзона 2, возможны различные варианты сайтов инициации и терминации транскрипции, сайтов полиаденилирования в экзоне 4 в разных клетках.

В итоге экзон 2 присутствует в 5% кДНК, все остальные экзоны содержат 65% транскриптов, а простатспецифичной экспрессией характеризуются только экзоны 3 и 4. Так, описаны варианты праймеров для ПЦР, которые позволяли амплифицировать участок кДНК РСА3 только, например, в клеточной линии LNCaP, метастазах РПЖ, но не в норме или при ДГПЖ [23]. В исследованиях экспрессии РСА3 при РПЖ с помощью ПЦР-РВ предпочитают использовать только простатспецифичные праймеры и зонды на область соединения экзонов 3 и 4 [24], что делает их в значительной мере комплементарными не только кДНК, но и геномной ДНК и требует обработки образца избытком ДНКазы перед обратной транскрипцией. Рекомендованный компанией «Applied Biosystems» вариант дизайна праймеров/зонда Hs01371939_g1 был успешно применен к ПЦР-РВ кДНК РСА3 в настоящей работе и другими авторами [25]. Способ выражения экспрессии РСА3 относительно контроля KLK3 также различается: при диагностике с помощью набора Progensa – это РСА3-Score, равный умноженному на 103 отношению количества копий мРНК PCA3 к количеству копий мРНК KLK3 [7]; при ПЦР-РВ – другие варианты, например, 1/(Ct(PCA3)/Ct(KLK3)) [25] или Сt(PCA3)–Ct(KLK3) в настоящей работе. Не является принципиальным характер представления относительной экспрессии РСА3. Существенно, чтобы независимо от способа расчета этот показатель позволял установить пороговый уровень с высокой диагностической точностью.

Частота выявления экспрессии TMPRSS2:ERG при РПЖ в настоящей работе составила 40%, в нормальной ткани TMPRSS2:ERG отсутствовал, что в целом соответствует данным других авторов [26, 27]. Широкий диапазон частоты (30–50%) обнаружения TMPRSS2:ERG обусловлен как различиями методов детекции, так и объективными причинами. Среди последних можно отметить репрессию андрогенчувствительных генов, в том числе TMPRSS2:ERG, в гормоночувствительных опухолях при терапии антиандрогенами; преобладание ERG-негативных клеток в опухолях, несущих точковые мутации SPOP и делеции CDH1 [28].

Для определения TMPRSS2:ERG разные авторы используют иммуногистохимическое окрашивание на ERG, FISH с зондами на области делеции (транслокации) или ПЦР-РВ на мРНК TMPRSS2:ERG [29]. В нашей работе не было обнаружено образцов ПИН ВС с TMPRSS2:ERG. Вместе с тем, по данным других авторов, частота выявления этого гена в ПИН ВС составляет 10–20%, причем чувствительность FISH выше, чем у ПЦР-РВ [26–30]. С одной стороны, иммуногистохимическое определение экспрессии ERG представляется наиболее обоснованным как выявление конечного белкового продукта независимо от метода образования химерного онкогена (делеция или транслокация), от степени деградации мРНК в парафиновом блоке. Кроме того, описано около 20 вариантов мРНК TMPRSS2:ERG, из которых наиболее частый – это продукт слияния экзона 1 TMPRSS2 с экзоном 4 ERG (именно он был исследован в настоящей работе и большинством других авторов). При этом анализ не учитывал вторую по частоте изоформу – слияние экзона 2 TMPRSS2 с экзоном 4 ERG [31]. С другой стороны, экспрессия ERG и, соответственно, чувствительность иммуногистохимического метода могут быть снижены при гормонорезистентном РПЖ, когда в 20% случаев наблюдают TMPRSS2:ERG по данным FISH с отсутствием экспрессии ERG, а также в РПЖ с нейроэндокринной дифференцировкой при репрессии сигнального пути андрогенового рецептора [32].

По данным FISH-анализа некоторых зарубежных авторов, частота TMPRSS2:ERG в ДГПЖ составляет 8% [30], тогда как в работах других исследователей и в нашей работе химерный ген отсутствовал [33]. Следует отметить, что в упомянутой работе с положительным результатом FISH в группе ДГПЖ не выделяли пациентов с ПИН НС, нельзя было исключить больных с невыявленными на тот момент опухолями [30].

В некоторых случаях гиперэкспрессия ERG обусловлена не TMPRSS2:ERG, а слиянием ERG с другими андрогензависимыми генами (SLC45A3 или NDRG1); кроме того, нельзя исключать несоответствия результатов вследствие генетической гетерогенности мультифокального РПЖ по наличию TMPRSS2:ERG в разных опухолевых клонах [33].

Экспрессию TMPRSS2:ERG в ПИН ВС рассматривают как неблагоприятный критерий: ПИН с ERG-позитивным статусом чаще и быстрее переходит в РПЖ, чем с ERG-негативным статусом [34]. По данным мета-анализа, FISH и ПЦР-РВ обладают схожей чувствительностью, превышающей таковую при иммуногистохимическом анализе, при этом FISH охарактеризован как более специфичный метод выявления TMPRSS2:ERG в ткани [27]. Повышение чувствительности панели экспрессионных маркеров, изученных в настоящей работе, может быть достигнуто при мультиплексном анализе с другими генами, экспрессия которых специфична для РПЖ, например KLK2, DLX1 и др. [35]. Также высказывают точку зрения, согласно которой для повышения точности диагностики экспрессию PCA3 целесообразно включать в калькуляторы рисков, куда входят и другие данные обследования пациента, например возраст, уровень ПСА, объем предстательной железы, результат пальцевого ректального исследования, индекc phi (prostate health index, учитывающий концентрации свободного и общего ПСА, а также (-2)проПСА) [36, 37]. Разработка тест-систем молекулярных маркеров для диагностики РПЖ идет возрастающими темпами; за последние два года помимо зарегистрированных FDA-тестов для оценки показателя рhi и набора Progensa разработаны наборы OncotypeDX и ProlarisScore (детекция экспрессии 12-го и 46-го генов соответственно, которые вовлечены в канцерогенез при РПЖ) [38].

Заключение. Таким образом, наше исследование подтверждает гиперэкспрессию РСА3 в биоптатах РПЖ по сравнению с ПИН и ДГПЖ. В то же время анализ экспрессии РСА3 и химерного онкогена TMPRSS2:ERG не позволяет проводить дифференциальную диагностику ДГПЖ, ПИН НС и ПИН ВС. Анализ экспрессии этих генов с помощью предложенной модификации ПЦР-РВ при пороговом уровне deltaCt 3,22 позволяет с диагностической точностью в 90% выявлять в биоптатах РПЖ.


Литература


1. Злокачественные новообразования в России в 2012 году (заболеваемость и смертность). Под ред. А.Д. Каприна, В.В. Старинского, Г.В. Петровой. М.: ФГБУ «МНИОИ им. П.А. Герцена» Минздрава России, 2014. 250 с.

2. Пальцев М.А., Залетаев Д.В. Системы генетических и эпигенетических маркеров в диагностике онкологических заболеваний. М.: Медицина, 2009. 153–187.

3. Clarke R.A., Zhao Z., Guo A.Y., Roper K., Teng L., Fang Z.M., Samaratunga H., Lavin M.F., Gardiner R.A. New genomic structure for prostate cancer specific gene 3 (PCA3) within BMMC1: implication for prostate cancer detection and progression. PLoS ONE. 2009;4(3):e4995.

4. Ефремов Г.Д., Сивков А.В., Михайленко Д.С., Григорьева М.В. Комбинация маркеров РСА3 и TMPRSS2-ERG в ранней диагностике рака предстательной железы (обзор литературы). Экспериментальная и клиническая урология. 2014;3:20–26.

5. Killick E., Bancroft E., Kote-Jarai Z., Eeles R. Beyond prostate-specific antigen future biomarkers for the early detection and management of prostate cancer. Clin. Oncol. 2012;24:545–555.

6. Kirby R., Fitzpatrick J.M. Optimising repeat prostate biopsy decisions and procedures. BJU Int. 2012;109(12):1750–1754.

7. Chevli K.K., Duff M., Walter P., Yu C., Capuder B., Elshafei A., Malczewski S., Kattan M.W., Jones J.S. Urinary PCA3 as a Predictor of Prostate Cancer in a Cohort of 3,073 Men Undergoing Initial Prostate Biopsy. J. Urol. 2014;191(6):1743–1748.

8. Capoluongo E., Zambon C.F., Basso D., Boccia S., Rocchetti S., Leoncini E., Palumbo S., Padoan A., Albino G., Todaro A., Prayer-Galetti T., Zattoni F., Zuppi C., Plebani M. PCA3 score of 20 could improve prostate cancer detection: results obtained on 734 Italian individuals. Clin. Chim. Acta. 2014;429:46–50.

9. Pepe P., Fraggetta F., Galia A., Skonieczny G., Aragona F. PCA3 score and prostate cancer diagnosis at repeated saturation biopsy. Which cut-off: 20 or 35? Int. Braz. J. Urol. 2012;38(4):489–495.

10. De Luca S., Passera R., Milillo A., Coda R., Randone D.F. Histological chronic prostatitis and high-grade prostate intra-epithelial neoplasia do not influence urinary prostate cancer gene 3 score. BJU Int. 2012;110(11 Pt B):E778–E782.

11. De Luca S., Passera R., Cappia S., Bollito E., Randone D.F., Milillo A., Papotti M., Porpiglia F. Fluctuation in prostate cancer gene 3 (PCA3) score in men undergoing first or repeat prostate biopsies. BJU Int. 2014;114:E56–E61.

12. Klatte T., Waldert M., de Martino M., Schatzl G., Mannhalter C., Remzi M. Age-specific PCA3 score reference values for diagnosis of prostate cancer. World J. Urol. 2012;30:405–410.

13. Chan S.W., Nguyen P.N., Violette P., Brimo F., Taguchi Y., Aprikian A., Chen J.Z. Early detection of clinically significant prostate cancer at diagnosis: a prospective study using a novel panel of TMPRSS2:ETS fusion gene markers. Cancer Med. 2013;2(1):63–75.

14. Young A., Palanisamy N., Siddiqui J., Wood D.P., Wei J.T., Chinnaiyan A.M., Kunju L.P., Tomlins S.A. Correlation of urine TMPRSS2:ERG and PCA3 to ERG+ and total prostate cancer burden. Am. J. Clin. Pathol. 2012;138(5):685–696.

15. Robert G., Jannink S., Smit F., Aalders T., Hessels D., Cremers R., Mulders P.F., Schalken J.A. Rational basis for the combination of PCA3 and the TMPRSS2:ERG gene fusion for prostate cancer diagnosis. Prostate. 2013;73(2):113–120.

16. Park K., Dalton J.T., Narayanan R., Barbieri C.E., Hancock M.L., Bostwick D.G., Steiner M.S., Rubin M.A. TMPRSS2:ERG gene fusion predicts subsequent detection of prostate cancer in patients with high-grade prostatic intraepithelial neoplasia. J. Clin. Oncol. 2014;32(3):206–211.

17. Leyten G.H., Hessels D., Jannink S.A., Smit F.P., de Jong H., Cornel E.B., de Reijke T.M., Vergunst H., Kil P., Knipscheer B.C., van Oort I.M., Mulders P.F., Hulsbergen-van de Kaa C.A., Schalken J.A. Prospective multicentre evaluation of PCA3 and TMPRSS2:ERG gene fusions as diagnostic and prognostic urinary biomarkers of prostate cancer. Eur Urol. 2014;65(3):534–542.

18. Goode R.R., Marshall S.J., Duff M., Chevli E., Chevli K.K. Use of PCA3 in detecting prostate cancer in initial and repeat prostate biopsy patients. Prostate. 2013;73(1):48–53.

19. Hansen J., Auprich M., Ahyai S.A. Initial prostate biopsy: development and internal validation of a biopsy-specific nomogram based on the prostate cancer antigen 3 assay. Eur. Urol. 2013;63(2):201–209.

20. De Luca S., Passera R., Bollito E., Manfredi M., Scarpa R.M., Sottile A., Randone D.F., Porpiglia F. Comparison of prostate cancer gene 3 score, prostate health index and percentage free prostate-specific antigen for differentiating histological inflammation from prostate cancer and other non-neoplastic alterations of the prostate at initial biopsy. Anticancer Res. 2014;34:7159–7166.

21. Merola R., Tomao L., Antenucci A., Sperduti I., Sentinelli S., Masi S., Mandoj C., Orlandi G., Papalia R., Guaglianone S., Costantini M., Cusumano G., Cigliana G., Ascenzi P., Gallucci M., Conti L. PCA3 in prostate cancer and tumor aggressiveness detection on 407 high-risk patients: a National Cancer Institute experience. J. Exp. Clin. Cancer Res. 2015;34:15.

22. Luo Y., Gou X., Huang P., Mou C. The PCA3 test for guiding repeat biopsy of prostate cancer and its cut-off score: a systematic review and meta-analysis. Asian J. Androl. 2014;16:487–492.

23. Wang Y., Liu X.J., Yao X.D. Function of PCA3 in prostate tissue and clinical research progress on developing a PCA3 score. Chin. J. Cancer Res. 2014;26(4):493–500.

24. Ng C.F., Yeung R., Chiu P., Lam N.Y., Chow J., Chan B. The role of urine prostate cancer antigen 3 mRNA levels in the diagnosis of prostate cancer among Hong Kong Chinese patients. Hong Kong Med. J. 2012;18:459–465.

25. Foj L., Mila M., Mengual L., Luque P., Alcaraz A., Jiménez W., Filella X. Real-time PCR PCA3 assay is a useful test measured in urine to improve prostate cancer detection. Clinica Chimica Acta. 2014;435:53–58.

26. Chan S.W., Nguyen P.N., Violette P., Brimo F., Taguchi Y., Aprikian A., Chen J.Z. Early detection of clinically significant prostate cancer at diagnosis: a prospective study using a novel panel of TMPRSS2:ETS fusion gene markers. Cancer Medicine. 2013;2(1):63–75.

27. Yao Y.H., Wang H., Li B.G., Tang Y. Evaluation of the TMPRSS2:ERG fusion for the detection of prostate cancer: a systematic review and meta-analysis. Tumor Biol. 2014;35(3):2157–2166.

28. Taris M., Irani J., Blanchet P., Multigner L., Cathelineau X., Fromont G. ERG expression in prostate cancer: the prognostic paradox. Prostate. 2014;74:1481–1487.

29. Eguchi F.C., Faria E.F., Neto C.S., Longatto-Filho A., Zanardo-Oliveira C., Taboga S.R., Campos S.G. The role of TMPRSS2 :ERG in molecular stratification of Pca and its association with tumor aggressiveness: a study in Brazilian patients. Sci Rep. 2014;35:9597–9602.

30. Velarti S., Dimitriadis E., Kontogianni-Katsarou K., Savvani A., Sdrolia E., Pantazi G., Stefanakis S., Trangas T., Pandis N., Petraki K. Detection of TMPRSS2:ERG fusion gene in benign prostatic hyperplasia. Tumor Biol. 2014;35:9597–9602.

31. Burdova A., Bouchal J., Tavandzis S., Kolar Z. TMPRSS2-ERG gene fusion in prostate cancer. Biomed. Pap. Med. Fac. Univ. Palacky Olomouc. Czech. Repub. 2014;158(4):502–510.

32. Udager A.M., Shi Y., Tomlins S.A., Alva A., Siddiqui J., Cao X., Pienta K.J., Jiang H., Chinnaiyan A.M., Mehra R. Frequent discordance between ERG gene rearrangement and ERG protein expression in a rapid autopsy cohort of patients with lethal, metastatic, castration-resistant prostate cancer. Prostate. 2014;74(12):1199–1208.

33. Tandefelt D.G., Boormans J., Hermans K., Trapman J. ETS fusion genes in prostate cancer. Endocrine-Related Cancer. 2014;21:R143–R152.

34. Park K., Dalton J.T., Narayanan R., Barbieri C.E., Hancock M.L., Bostwick D.G., Steiner M.S., Rubin M.A. TMPRSS2:ERG gene fusion predicts subsequent detection of prostate cancer in patients with high-grade prostatic intraepithelial neoplasia. J. Clin. Oncol. 2013;32:206–211.

35. Altintas D.M., Allioli N., Decaussin M., de Bernard S., Ruffion A., Samarut J., Vlaeminck-Guillem V. Differentially expressed androgen-regulated genes in androgen-sensitive tissues reveal potential biomarkers of early prostate cancer. PLoS ONE. 2013;8(6):e66278.

36. Hansen J., Auprich M., Ahyai S.A. Initial prostate biopsy: development and internal validation of a biopsy-specific nomogram based on the prostate cancer antigen 3 assay. Eur. Urol. 2013;63(2):201–209.

37. Perdona S., Bruzzese D., Ferro M., Autorino R., Marino A., Mazzarella C., Perruolo G., Longo M., Spinelli R., Di Lorenzo G., Oliva A., De Sio M., Damiano R., Altieri V., Terracciano D. Prostate health index (phi) and prostate cancer antigen 3 (PCA3) significantly improve diagnostic accuracy in patients undergoing prostate biopsy. Prostate. 2013;73(3):227–235.

38. Sartori D.A., Chan D.W. Biomarkers in prostate cancer: what’s new? Curr. Opin. Oncol. 2014;26(3):259–264.


Об авторах / Для корреспонденции


Автор для связи: Д. С. Михайленко – в.н.с., к.м.н.; e-mail: dimserg@mail.ru


Похожие статьи


Бионика Медиа